– Не беспокойся. Об этом я подумал заранее!
– Как удалось выследить меня? – через некоторое время спросила Пригожа.
– Прибыл в Новгород, тебя увезли. Я следом. Во Владимире одну из твоих служанок удалось подкупить. Отвалил такие деньги, что не смогла отказаться!
– Бедняжка! Откроют – пропадет!
– Небось! О побеге знали только мы с ней вдвоем. Если не проболтается, никто не проведает. Сейчас там поднялась суматоха, скроется среди других служанок.
Через час гонки Всеволод попридержал коня, направил его в небольшую речку.
– Следуй за мной, – приказал он Пригоже.
Они стали углубляться в лес. Речка петляла среди зарослей кустарника, дно было песчаным, ехать было легко. Наконец по пологому берегу поднялись наверх, оказались возле лесной избушки.
– Вот здесь переждем несколько дней, – сказал он ей и впервые улыбнулся, широко и открыто, и у нее отлегло от сердца.
– Чье это жилье? – спросила она.
– Дня на три наше. А потом вернется тот, кому я щедро заплатил и еще приплачу.
Он привлек ее к себе, поцеловал. Она шумно вздохнула, прижалась к его груди. Коней привязали возле двери, вошли вовнутрь. В полутемноте видны были широкая лежанка, столик возле подслеповатого окна, скамеечка, в углу – очаг. Всеволод сумку кинул на лежанку, плащ на стол, оружие к очагу, а седла свалил у входа. Она тотчас набросилась на него:
– Ты всегда такой неаккуратный? Нельзя все это повесить?
– Ты и повесь, – ответил он небрежно, разваливаясь на лежанке.
– Я что, обязана за тобой ходить и прибирать твои вещи?
– И приберешь!
– Я тебе никто!
– Будешь скоро женой.
– Это еще когда? А пока вставай и сам убирай!
– И не подумаю.
Пригожа ногой толкала скамейку к окну, села насупившись. Оба молчали, не желая начать разговор первым.
Наконец Всеволод, сладко потянувшись, проговорил примирительно:
– Ну ладно дуться из-за ерунды.
– Это не ерунда. Если так будет повторяться всегда...
– Чего – повторяться?
– Будешь разбрасываться.
– Ну и буду. Ну и что?
– Ничего.
Снова длительное молчание.
Наконец он сказал спокойно:
– Ладно, иди ко мне. Давай дружить.
Она капризно передернула плечами.
– Хватит дуться.
– Я тебе не лягушка, чтобы дуться...
– Эй, эй, давай кончать перепалку! Так мы можем черт-те до чего договориться.
Он встал, подошел к ней, обнял за плечи. Она порывисто прижалась к нему. Мир был восстановлен. Но каждому было ясно, что еще много у них впереди таких стычек, потому что оба родились с горячими и вспыльчивыми характерами и не очень склонными к уступкам.
В избушке пробыли три дня. Потом они будут вспоминать об этом времени как о лучших днях в своей жизни и часто, тая про себя теплые чувства, спрашивать друг друга:
– А помнишь, как было в маленькой избушке?..
Там же, в избушке, признался он ей в одной нечаянной лжи:
– Я не князь черниговский. Там правит мой дядя Ярослав. А мне выделен небольшой удел недалеко, в городе Сновске.
– А почему скрыл?
– Ты бы даже не поняла, о каком месте говорится – сновский князь...
– Ну и что? Главное, будешь постоянно рядом со мной.
– Ты не расстроилась?
– Нисколечко.
– А мне обидно. Братьев наделили такими волостями, с такими доходами, что от зависти глаза на лоб лезут.
– На нас с тобой хватит?
– Ну разве что на нас с тобой!..
– Больше мне ничего не надо! А места там хорошие?
– Еще какие! Река Десна привольная и леса безбрежные!
– Райский уголок. А ты еще жалуешься!
Свадьбу сыграли быстро. Мстислав и Добраслава на нее не приехали, но Пригожа была уверена, что в конце концов они смирятся, и оказалась права. Уже с рождением первого ребенка оба явились в Сновск с большими подарками и пробыли в гостях целую неделю.
Не смирился только владимирский князь Ярослав. Мстя за оскорбление, нанесенное ему бегством Пригожи, он вошел в союз с поляками и в 1117 году напал на волости Ростиславичей и занял земли по реке Горыни, которые были издавна закреплены за Киевским княжеством. Великий князь объявил сбор войска в Киеве, чтобы наказать смутьяна. Пришли с дружинами Давыд Святославич черниговский, Ольговичи во главе со старшим Всеволодом, все Мономаховичи, а также Василько и Володарь. Шестьдесят дней Владимир был в осаде, наконец сдался. Князь Ярослав покорно вышел из крепости и встал на колени перед великим князем всея Руси...
ХХVIII
Владимир Мономах чувствовал, как уходили годы, таяли силы. Постепенно все дела по управлению страной он передавал в руки Мстислава. Сам же все чаще задумывался над тем, как рассказать людям, в первую очередь сыновьям, все, что им выстрадано, передумано, чтобы смогли они достойно отстаивать его дело, чтобы разумно управляли страной, боролись с его врагами и вели хозяйство в своих волостях... Так рождалось знаменитое «Поучение князя Владимира Мономаха».
В стране тотчас уловили отход Мономаха от руководства державой, некоторые князья поспешили воспользоваться им, проверить крепость государственной власти. В 1116 году минский князь Глеб вторгся в смоленские земли, разорил дреговичей, сжег город Луческ. Мстислав с досадой слушал сбивчивый голос запыхавшегося гонца, рассказывавшего о бесчинствах полочан. Снова Полоцк, снова племя Всеслава! Он еще помнил единственное поражение в своей жизни, полученное под Великими Луками, перед его глазами стояла яркая картина, как хрупкая женщина, вскинув тонкие руки, остановила полочан, повела их в решительное наступление, и те сокрушили новгородцев... Нет, такое простить нельзя! Настал подходящий момент, чтобы отомстить за прежнее унижение, поставить на колени все Полоцкое княжество!
С этими мыслями он и пришел к отцу. Мономах внимательно его выслушал, сказал:
– Ты прав, сын, гордых и заносчивых князей полоцких надо крепко проучить, чтобы они успокоились и тихо жили в своих владениях, не беспокоя соседей. Но сколько мы пролили русской крови!.. Только в полоцкой земле я сжигал Полоцк, Минск и другие города, уводил людей и селил в своих владениях, отнимал пожитки. А надо ли наказывать из-за дурости князей подданных его? Может, следует расправиться только с самим Глебом? Привезти в Киев и посадить в поруб. Пойди, сын, в Полоцкое княжество, разберись на месте и поступай так, как подскажет тебе здравый смысл и твоя совесть.
Слова Мономаха отрезвили Мстислава. Он приложил усилия и постарался загнать обиду в далекие уголки души, забыть о ней и решил кончить дело миром.
