Сначала молодых поздравили их родители; после каждого поздравления гости дружно выпивали и закусывали, а Вадим целовал Любонегу в холодные губы. После этого молодожены стали обходить гостей и каждому с поклоном подносить по бокалу вина, а гость в свою очередь дарил им подарки. На свадьбу собрались все бояре и купцы города, и молодые были завалены всяким добром: и пушниной, и серебряными, и золотыми украшениями, и искусно сшитой одеждой и обувью… Не скупились богатые люди на подарки новгородскому посаднику!
Затем с новой силой продолжилось свадебное веселье. Ударили в бубны, сурны, трубы музыканты, кинулись в пляс разгоряченные хмельным гости. Появились ряженые: женщины одевались в мужские, а мужчины – в женские одежды. Они подбегали к сидящим за столом людям, вытаскивали их в круг и заставляли плясать вместе со всеми.
Молодожены сидели, сохраняя достоинство. Это давалось нелегко. Шум и гам, царивший в помещении, давил и раздражал. Любонега переводила рассеянный взгляд на лица, на стол, полный яств, которые нельзя было даже попробовать, и желала одного: чтобы это все побыстрее закончилось. И вдруг почувствовала, что ее начало что-то тяготить, словно что-то тревожное витало в воздухе. Она обеспокоенно стала оглядываться и вдруг заметила, что из проема двери устремлен был на нее напряженный, немигающий взгляд горящих глаз. Она их сразу узнала, это были восхитительно-обворожительные, любимые глаза Немирки. Она подалась вперед, не в силах оторваться от них. И вдруг поняв, что может совершить что-то страшное, непоправимое, закричала, указывая на него:
– Уберите его! Выгоните вон! Вон его, вон!
Музыка оборвалась, шум стих, все недоуменно смотрели на нее. А она продолжала выкрикивать в беспамятстве:
– Прочь гоните! Прочь!
– Кого ты велишь прогнать? – спросил ее Вадим.
Она глянула в проем двери. Немирки там не было. Тогда она почувствовала, как дрожь прокатывается по ее телу, опустилась на скамейку и проговорила отрешенно:
– Никого. Мне почудилось.
– Что, что тебе почудилось? – спрашивал сидевший рядом с ней Валомир.
– Не знаю. Чудище какое-то страшное и смешное, – отвечала она, сочиняя на ходу небылицу.
– Чур, чур нас! – зашептал побелевший лицом боярин. – Видно, кто-то наслал на нас нечистую силу. Или Чернобог направил кого-то из своих слуг: вурдалаков, черную Кали или черного аиста Ваку, чтобы навести зло и проклятие на новую семью. Срочно надо позвать волхва, чтобы очистил помещение от злых сил!
– Не надо, папа, – слабо возражала Любонега. – У меня голова разболелась от шума, в глазах зарябило и просто померещилось. Все пройдет само собой.
– Нет, нет! Я знаю, как у купца Хвалимира на свадьбу явилась злая колдунья и заворожила молодоженов. Так всю жизнь они мучились, не зная ни счастья, ни покоя…
Впрочем, скоро все забылось, и свадьба пошла своим чередом. Когда отгуляли в тереме невесты, перешли во дворец. Там столы накрывали бояре и купцы, приспешники Вадима. Кажется, не было на свете яств и питья, которые не были представлены здесь. Гости восхищались и ахали, от восторга теряя дар слова. Свадебный пир зашумел с удвоенной силой…
А потом начались будни. Целый день Вадим мотался по различным делам, приходил во дворец усталый, но довольный: народ, несмотря на его молодость и неопытность, прислушивался к его советам, исполнял приказы и указания. Но дома он чувствовал себя стесненно и неуютно, никак не мог привыкнуть к новым правилам, которые ввела Любонега. В отцовском доме он делал все сам: вставал, наливал себе воды, умывался, ел, что было поставлено матерью на стол, одевался во что придется, шел на работу, а вечером переодевался и отправлялся на гулянье. Так он поначалу жил и в княжеском дворце. Пыталась было в его быт вмешаться челядь, но он прогонял их, чтобы не мешали и не надоедали.
С приходом во дворец Любонеги все перевернулось. Едва он вставал, как к нему спешили слуги, неся одежду, полотенце, мыло и прочие принадлежности. Если они этого не делали, их тотчас отчитывала жена, заодно попадало и ему. Приходилось терпеливо сносить присутствие посторонних людей. Слуги стояли рядом, и когда он завтракал, обедал и ужинал. К тому же еще жена отчитывала его за то, что он неправильно ведет себя во время еды: жадно, торопливо ест, чавкает, а надо вести себя чинно, ложку ко рту подносить не спеша, жевать, плотно сжав губы, и прочее и прочее. Мучением было, когда одевался. Любонега всего обглядит, ощупает, потрогает. То ей не понравится, как воротник неровно лежит, то пола выпирает, то еще к чему-нибудь придерется. Пока она крутится около него, Вадим вспотеет, изнервничается, не чая, когда отпустит его. Во время частых встреч, пиров и различного рода вечеринок она постоянно следила за каждым его шагом, а потом выговаривала, где и как он неправильно себя вел, не так говорил, не вовремя засмеялся или, наоборот, был мрачным и не поддерживал беседу. Это ему так надоело, что он стал избегать Любонегу, старался быть в стороне от нее, в ее присутствии больше молчал, боясь где-то ошибиться. К тому же она после свадьбы не старалась сблизиться с ним, была по-прежнему сдержанной и даже холодной. В их отношениях постепенно наступал разлад, они все больше и больше отдалялись друг от друга.
Миновала зима, наступила весна. За последние годы вокруг города расплодилось столько волков, что от них взвыли селяне: то корову, то овец задерут, а то и на людей нападут. Вадим создал несколько охотничьих артелей, в казне нашел для них средства. С одной такой артелью сам решил пойти в лес, чтобы немного развеяться и отдохнуть от повседневных забот. К его удивлению, за ним увязались купец Азар и боярин Боеслав с женами. Не отстала от них и Любонега.
У Вадима сердце взыгралось, когда увидел ораву охотников с собаками, сразу вспомнились годы бродяжничества в поисках промыслового зверя в придвинских лесах. Все-таки шесть лет не могут изгладиться из памяти!
До лесной избушки доехали на подводах, разгрузили продукты, скинули вещи. После этого разбились на группы и углубились в лес. Вадим шел между золотистых стволов сосен, вдыхая могучий запах, шедший от деревьев, муравейников и забродившей соками весенней земли. Вошли в густой осинник, миновали глубокие, с настоявшейся сыростью овраги, затаились в буреломе. Где-то впереди расположился вабельщик – охотник, умеющий подражать голосу самца. Он должен был навести на охотников стаю волков.
Вадим огляделся. Рядом с ним высилась куча муравейника. Мураши бегали, оживленно суетились. Он раздавил несколько муравьишек, понюхал острый, прочищающий мозг ароматный запах; этим способом в Придвинье они снимали усталость. Блаженно растянулся на влажной, полуистлевшей листве. Вот так бы и лежать, ни о чем не думая. Зачем его понесло на высоты власти, что дало ему это звание посадника? Стал ли он счастливее после въезда в княжеский дворец? Нет, все наоборот, неудачи и разочарования подстерегают его на каждом шагу. Богачи смотрят на него, как на дойную корову, и сколько их ни ублажай, им все мало. Простой народ в последнее время стал настороженно относиться к нему, потому что для него он ничего не делал. Дома с Любонегой одни нелады, нет не только любви, но даже обыкновенной семейной теплоты… Не лучше ли уйти прямо сейчас в лес, обосноваться в какой-нибудь избушке и зажить первобытной охотничьей жизнью, какой он жил шесть лет в Придвинье? На его место сразу найдется с десяток охотников, и через пару лет о нем и не вспомнят. Может, так и поступить?..
