– Как будто ты не знаешь! – спокойно возразил Святополк. – Заведование всей Вселенной разделено между всеми группами божеств. Сколько народов, столько объединений божеств. У каждой группы божеств свой собственный удел, где они правят. Когда мы воюем против других народов, то боги наши воюют против их богов; если они побеждают, то и мы побеждаем. Поэтому мы и приносим им жертвы, чтобы они были милостивы и с усердием защищали нас.
– А мы верим в единого Бога и завтра вместе с киевлянами пойдем креститься! – твердо заявил старший брат.
– Ваше право, – буркнул в ответ Святополк. – А я был язычником и умру язычником. Веры своих дедов и отцов я не предам!
III
Утро 1 августа выдалось тихим, солнечным. На небе ни облачка. Словно природа приветствовала этот благостный день.
Народ спозаранку потянулся к Почайне, где располагалось главное капище города, недавно возведенное князем Владимиром. Посредине круглого насыпного холма виднелся высоченный деревянный идол Перуна с серебряной головой и золотыми усами. Возле нее уже стояла княжеская дружина во главе с князем Добрыней, здоровенным, с тугим брюшком и насмешливо-покровительственной улыбкой на широком лице.
Когда жителей собралось достаточно много, он приказал:
– Начинайте!
Длинновязый дружинник схватил веревку, сделал на конце петлю и ловко набросил ее на шею Перуна. Тотчас за веревку ухватились дружинники и стали валить статую. Она сначала не поддавалась, но потом закачалась и наконец рухнула. Толпа взвыла, закричала, заохала, запричитала. Дружинники же, не обращая внимания, подогнали лошадей, привязали к их хвостам идола. Засвистели в воздухе плети, кони дружно взяли с места, и Перуна поволокли с горы по Боричеву взвозу к Ручью и далее к Днепру. Двенадцать воинов все это время колотили его палками, показывая всем, что не обладает никакой силой недавно так почитаемый главный бог. Следом кинулась толпа, плача и выкрикивая:
– Увы нам!
– Прогоняют нашего бога!
– Здесь было его жилище, но больше не царствовать ему!
Святополк бежал вместе со всеми и сердце его обливалось кровью. Так унижен его кумир, кому он поклонялся и остался верен в душе! Как же так можно? Почему небо не обрушится и не повергнет в прах осквернителей святыни?..
Истукана притащили к Днепру и скинули в воду. Он поплыл, все более и более удаляясь. По берегу за ним пошло несколько воинов, чтобы отпихивать его, если он где-нибудь пристанет.
Люди вернулись на Почайну. Там их ждали священники, прибывшие из Византии, но больше из Болгарии, потому что обе страны объединял единый язык – славянский. Святополк думал, что после плача и стенаний никто не захочет креститься, но народ дружно пошел в воду, говоря:
– Если Перун-громовержец не сумел защитить себя, то разве сможет он защитить нас?..
«И сошлось там людей без числа, – пишет великий летописец Нестор в «Повести временных лет». – Вошли в воду и стояли там одни по шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили; попы же, стоя, совершали молитвы. И была видна радость на небе и на земле по поводу столько спасаемых душ».
Растерянным возвращался Святополк домой. И в этот и в последующие дни чувствовал он в себе какое-то отупение, отрешенность, в которой уже не было ни скорби, ни ужаса, а оставалось одно безнадежное отчаяние, осознание того, что былого не вернуть, а новое ему не по душе. Он иногда выходил из дворца, бродил бесцельно. Улицы были или пусты, или полупусты. Ему казалось, что город не живет, а сидит по домам и чувствует себя завоеванным каким-то особым народом. Необыкновенно короткими казались киевские улочки, необыкновенно близкими крепостные стены, замыкающие их, а Днепр виделся узким, плоским, как на ладони.
Иногда выходило несколько человек с идолами богов в руках, пели старинные псалмы, очень трогательно и задушевно. На них смотрели, сочувствовали, некоторые плакали, но не присоединялись.
Через неделю после крещения по ночам край черного неба стал обагряться заревом дальних пожаров. Люди тихо перешептывались между собой, что это язычники по наущению жрецов жгут дома священников, а также тех, кто перешел в христианство. Тревожной, неспокойной, смятенной жизнью жил тогда Киев.
Переменилась жизнь и в великокняжеском дворце. Теперь он стал открытым для всех. Видя людей христианами, Владимир душою и телом радовался перемене и праздновал по случаю и без случаев. Пиры устраивались каждую неделю, было тут множество мяса от скота и зверья, было много всего. Владимир велел всякому нищему и убогому приходить на княжий двор, брать кушанье и питье, и деньги из казны. Но этого ему было мало. Поскольку дряхлые и больные не могли доходить до княжьего двора, то на телегах развозили еду и питье по Киеву для больных и нищих. В господские праздники Владимир ставил три тризны: одну – духовенству, вторую – себе и боярам, а третью – нищим.
В передних углах горниц и светлиц дворца были поставлены иконы, на них молились. Только Святополк по-прежнему избегал их, а когда Вышеслав упрекнул его в этом, ответил:
– Из дерева ли идол, или икона – одна ровня.
К Ярославу он чуть потеплел, но все же держался в сторонке от него, показывая, что тот был неправ и должен перед ним покаяться. Но и брат был упрям и на поклонение не шел.
Вскоре на место бывшего капища Перуна пришли работные люди, раскидали холмик, а на его месте стали копать большую яму – основание под будущую церковь Святого Василия. Ее строили осень и зиму, а весной 989 года она была готова. Ее освятили и началось богослужение.
Князь Владимир ходил озабоченным. Киевляне крестились, но не спешили перейти в новую веру другие княжества и волости. Важен был в этом отношении Новгород, второй по величине город страны, вечный соперник Киева. По сведениям, поступавшим оттуда, среди населения развернул свою деятельность языческий жрец Богумил. Новгород был всегда оплотом старой религии и на сей раз даже слушать не хотел увещеваний и угроз великого князя. Ничего не оставалось делать, как применить силу. Владимир вызвал к себе князя Добрыню, усадил перед собой, стал говорить спокойно и вроде бы даже бесстрастно, но чувствовал князь, как клокочет внутри него возмущение и гнев:
– Посылал я гонцов своих к новгородским жителям, призывал отказаться от старой веры. Да не стали слушать их на вече и приняли решение биться до конца за идолов своих. Ты посажен в Новгородском княжестве правителем, там твой дворец и там проживает семья. Бери, князь, мое войско и приведи непокорный город к повиновению!
Началась подготовка к походу. Святополк ходил задумчивый, искоса поглядывая на ремонт телег, снаряжения, суету воинов и слуг княжеских. Потом пошел к отцу, сказал:
– Отпусти меня, батюшка, во Владимир-Волынский, хочу попроведать брата своего Всеволода. Соскучился я по нему во время долгой разлуки.
Исподлобья взглянул Владимир на сына своего, пытаясь понять, что на душе у этого строптивого отрока, но увидел в его глазах только смирение и кротость, а потому ответил:
