— А мне нравится молочная лапша с черным хлебом, намазанным хреном. Прямо-таки смакую порой такую еду, ничего больше не надо!
— Вот, оказывается, что у вождя племени и великой княгини самое сокровенное в жизни! — смеялась Гудни.
Переплыв реку, они углубились в смешанный лес. Движению мешал подлесок, густой стеной выросший среди могучих деревьев. Иногда сквозь него Словен прорубался мечом, иногда приходилось обходить стороной. Попадалось множество грибов, среди листвы виднелись ягоды брусники, земляники, черники. Ягоды срывали на ходу, скоро у них стали черными и пальцы, и губы.
Вдруг Гудни остановилась, тихо произнесла:
— Кажется, я вижу людей.
— Охотники, наверно. Зверья и дичи здесь предостаточно.
— Нет, по-моему, это воины.
Словен тотчас посерьезнел, насторожился:
— Где ты их видела?
— Вон в той стороне.
Он стал приглядываться. И почти тотчас увидел людей. Да, это были германские воины, только они красили волосы в красный цвет.
— Нас герцог настиг? — спросила Гудни.
— Больше некому.
— Но как они могли отыскать в огромном лесу?
— Напали на след. Каждый из них охотник, следопыт. От таких ни в каком дремучем лесу не укроешься.
— Что будем делать?
— Уходить, и как можно быстрее. Наше спасение — в скорости.
— Женщине не под силу соревноваться с мужчинами.
— Об этом я и размышляю. Видно, надо придумать какую-нибудь хитрость.
Хитрость придумать не удалось. Уже через полчаса они увидели за собой с десяток воинов, которые шли по их следам. Было ясно, что их скоро догонят.
— Свернем в заросли! — Словен схватил Гудни за руку, увлек за собой.
Через заросли они выскочили на тропу, она была истоптана копытами животных, бежать по ней было легче. Местность понижалась, вдали мелькнула вода. Тропа вела к водопою. Стало быть, дальше у них хода не было. У берега реки или озера их можно было брать голыми руками, а если они кинутся вплавь, их расстреляют в два счета.
Это была ловушка: впереди вода, позади враги. Куда деться?
IX
Словен раздумывал недолго:
— Прячемся в кустах!
Он рассчитывал, что германцы проскочат мимо, станут искать их возле воды, а они тем временем побегут в обратном направлении и сумеют скрыться.
Только уселись среди зарослей, как со стороны водоема послышался странный шум. Вскоре показалось стадо кабанов, во главе которого, хрюкая и брызжа слюной, двигался здоровенный вепрь; за ним торопились крупные кабаны, а потом поросята.
Им навстречу, размахивая руками и оружием, в сильном возбуждении бежали воины герцога, рассчитывая вот-вот захватить беглецов. Азарт был такой, что они мчались без оглядки, не видя ничего вокруг.
И тут Словен встал во весь рост и пустил стрелу в вожака стада, метя в лопатку. Стрела попала точно в цель. Вепрь завизжал от острой боли, подскочил на месте и рванулся вперед на саксов, которых посчитал виновниками своей боли. За ним с топотом и визгом последовало все стадо.
Нападение животных было стремительным и беспощадным. Крики ужаса людей, перемешанные с хрипом и визгом диких свиней, огласили лес. Схватка была короткой. Стадо опрокинуло, изрезало, изорвало клыками воинов герцога. Может, немногим удалось спастись, нырнув в кусты и затаившись за деревьями. Кабаны, расправившись с отрядом, скрылись.
В лесу наступила тишина.
Еще не веря в свое спасение, Словен и Гудни тихо вышли из своего укрытия и, обходя место страшного побоища, углубились в лес. Шли молча, снова и снова переживая происшедшую на глазах кровавую схватку.
Наконец Гудни произнесла:
— Словен, а помнишь, что сказал древний кельт? Про стаю волков, которая гонит оленя и лань по лесу? Это он о нас говорил. Олень — это ты, а лань — это я.
— И еще напророчил, что клыки вепря вспорют животы волков и развеют их кишки по ветру. Так оно и случилось.
— Вот какова жизнь, — задумчиво говорила Гудни, медленно ступая и глядя себе под ноги. — Только что люди были живыми, саксы, мои соплеменники. Надеялись на успех, они вот-вот должны были поймать нас, беглецов. Мы уже были почти в их руках. И вдруг такая жестокая смерть от клыков кровожадных кабанов…
— И теперь их души где-то в небесах, — кривя губы, со злой усмешкой проговорил Словен.
— У нас, германцев, после смерти человека в доме опрокидывают всю мебель из боязни, что душа сможет за что-то зацепиться и остаться в доме. Тогда уж точно жди от нее много бед.
— А мы считаем, что души умерших плывут в царство мертвых на погребальной ладье и поселяются там навечно. Есть такой день в начале осени — Навский велик. В этот день покойники выходят из своих могил и отправляются к своим потомкам на поминальную трапезу. Для усопших готовят специальное угощение, ставят его на стол и открывают окна. Чтобы не мешать им, после захода солнца запрещается выходить на улицу. Но если покойники наносят вред, разрывают могилу и вынимают косточку — единственную, которая не разложилась от времени. Ее сжигают, а пепел обратно бросают в могилу. Тогда душа усопшего улетает на вечный покой и перестает беспокоить живых.
— А у нас, германцев, души усопших превращаются в эльфов — маленьких, меньше пальца, старичков с длинной седой бородой, большой головой, покрытой остроконечной шляпкой. Вместо ног у них гусиные лапки. Они доброжелательны, помогают людям в работе, дают добрые советы и приносят драгоценные подарки. У них свой король, которого они очень любят и почитают. В лунные ночи они собираются на лужайках и веселятся.
Некоторое время они шли молча.
Потом Гудни спросила:
— Как ты думаешь, кто-нибудь уцелел из отряда Одвольфа?
— Едва ли. А если и спасся, то от страха бежит сейчас обратно к крепости. Такого ужаса не сможет перенести никто — увидеть смерть от разъяренных вепрей.
— Значит, нам можно идти, не опасаясь?
— В любом случае следует остерегаться. Не люди герцога, так кто-то другой может напасть. Мало ли отчаянных бродяг промышляют в лесах.
В полдень, когда вышли на поляну, Гудни произнесла устало:
— Давай отдохнем. Сил больше нет. Идем и идем, идем и идем…
Словен не стал возражать:
— Сделаем передышку.
Гудни сразу легла на высокую траву и, судя по всему, задремала. Словен огляделся. Вся поляна была усыпана цветами. Их было много, они будто соревновались между собой в яркости окраски и привлекательности соцветий. Он не выдержал, набрал охапку и положил возле Гудни. Сам сел рядом, наслаждаясь тишиной.
И вдруг рядом какая-то пташка пропела тихо, неуверенно, будто спрашивая о чем-то:
