Слезы принесли облечение, правда ненадолго. И в какой-то момент, между приглушенными рыданиями, у нее вдруг возникло стойкое ощущение — так же, как и по дороге из Гуздона в Веллингтон, — что она не одна. Хонор оглянулась через плечо, но Белл не стояла в дверях, и в кухне ее тоже не было. Хонор слышала голос шляпницы, доносившийся из магазина. На улице тоже не было никого. А вскоре она услышала, как у нее за спиной, под навесом у дома с поленницы упало бревно.
«Это, наверное, собака, — подумала Хонор, вытирая глаза рукавом. — Или какое-то из тех животных, которых нет у нас: опоссум, енот, дикобраз». Хотя она понимала, что животное вряд ли сумело бы свалить полено. Она знала — хотя не смогла бы объяснить почему, — что это было присутствие человека. И тогда, на дороге. И сейчас.
Хонор никогда не считала себя смелой. До поездки в Америку ее мужество ни разу не подвергалось серьезному испытанию. Однако сейчас она поборола в себе желание позвать Белл. Хонор отложила капор, встала со стула и спустилась с крыльца. Она знала, что нерешительность не поможет. Сделала глубокий вдох, на мгновение задержала дыхание и направилась прямо к навесу.
Солнечный свет проникал под покатую крышу на пару футов, а в глубине было темно. Поначалу Хонор вообще ничего не увидела. Но когда глаза немного привыкли к сумраку, она различила высокую, аккуратную поленницу и узкий зазор между поленницей и стеной. В этом зазоре стоял чернокожий мужчина. Хонор ойкнула от неожиданности, застыла на месте, глядя на этого человека. Среднего роста и среднего же телосложения, с копной курчавых волос и широким лицом. Босой, в грязных лохмотьях. Это все, что она различила. Хонор не могла разобрать, испуган он, или рассержен, или безропотен и смиренен. Для нее он выглядел просто черным.
Она не знала, что говорить — и надо ли что-нибудь говорить, — поэтому молча сделала шаг назад, развернулась и опрометью бросилась на крыльцо. Там она покидала обратно в шкатулку свои швейные принадлежности, сгребла со стола капоры и унесла в дом.
Белл не удивилась, увидев Хонор.
— Жарковато на солнце, да? — спросила она, поправляя шляпку на голове покупательницы. Белл слегка сдвинула шляпку набок и заколола ее шляпной булавкой. Обе женщины придирчиво рассмотрели в зеркале полученный результат. — Так лучше, правда? Вам очень идет.
— Даже не знаю, — произнесла женщина. — Фиалок, по-моему, маловато.
— Вы так считаете? Ладно, сделаю вам еще. Теперь у меня есть помощница, и дело пойдет быстрее. Пенни за каждый цветок, договорились? — Белл подмигнула Хонор. — Закончила капор мисс Адамс? Зеленый? Хорошо. Можешь сесть в уголке у окна — там много света, удобно работать.
Прежде чем Хонор успела ответить, Белл повернулась к покупательнице, и они принялись обсуждать фиалки.
Хонор сидела и шила до самого вечера. Постепенно у нее перестали дрожать руки. А вскоре она уже начала сомневаться: а был ли там человек? Может, ей просто почудилось? Из-за жары, из-за яркого света, из-за недавних переживаний у нее разыгралось воображение, и она приняла собаку или енота за человека? Хонор решила ничего не говорить Белл.
Магазин не пустовал ни минуты. Покупательницы шли одна за другой; и все поглядывали на Хонор, как на какое-то чудо, но свои замечания и вопросы адресовали не ей, а Белл Миллз.
— Белл, ты зачем выставила квакершу в окно? — спрашивали они. — Она откуда? Куда едет? Она здесь зачем?
И Белл отвечала им снова и снова. К вечеру все женщины Веллингтона знали, что Хонор приехала из Англии и направляется в Фейсуэлл, но задержалась на пару дней в городе, чтобы помочь Белл с шитьем. Та не преминула воспользоваться присутствием Хонор, чтобы сделать рекламу своему магазину.
— Она настоящая мастерица. Шьет даже лучше, чем я. Если закажете капор сегодня, она успеет пошить его. За всю жизнь не сносите, с такими крепкими швами. Или пока вам не захочется чего-нибудь новенького. И вот тогда вы пожалеете, что заказали один из капоров работы Хонор Брайт… Он не порвется, и у вас не появится повод купить себе новый.
Ближе к вечеру, когда смеркалось, Белл закрыла магазин и повела Хонор на прогулку по Веллингтону. Городок был не очень большим. Жилые дома и торговые лавки теснились на перекрестках немногочисленных улиц, но сами улицы были широкими, а планировка напоминала решетку. Мейн-стрит в одном месте расширили, и получилась прямоугольная площадь, вокруг нее располагались ратуша, церковь, гостиница и несколько магазинов и мастерских, в том числе и магазин дамских шляп Белл Миллз. Там находились и несколько лавок, торгующих всякой всячиной, сапожная мастерская, ателье, кузница, мебельная мастерская, небольшой кирпичный завод и лавка каретных дел мастера. Большинство зданий были двухэтажными, деревянными, с солнцезащитными тканевыми навесами и огромными окнами, где выставлялись товары. В городе недавно построили школу, а сейчас там вовсю шло строительство станции, поскольку уже этим летом в Веллингтон должны были протянуть железную дорогу.
— Когда к нам доберется железная дорога, город сразу разрастется, — сказала Белл. — Хорошо для торговли. Прекрасно для шляп.
Гуляя по городу, Хонор испытывала знакомое тревожное чувство, возникавшее всякий раз, когда она проезжала маленькие американские города: их возводили на скорую руку, и разрушить их так же легко, как построить. Страшно даже подумать, что произойдет, если случится пожар или грянет настоящая буря из тех, о которых она столько слышала здесь, в Америке: ураганы, торнадо и вьюги. Фасады домов казались относительно новыми, но уже были изрядно подпорчены солнцем и снегом. Улицы — одновременно сухими и мокрыми, где-то — пыльными, где-то — утопающими в грязи. Доски, разложенные над участками грязи, были буквально усеяны коричневыми плевками. По прибытии в Нью-Йорк Хонор и Грейс изумились тому, что практически все американские мужчины жуют табак и сплевывают прямо себе под ноги, и не только на улице, но даже дома. И что еще поразительно: никого вокруг это не возмущало. Словно так и должно быть.
Белл кивала всем, кто встречался им по дороге. Несколько раз останавливалась перемолвиться парой слов с женщинами. Большинство горожанок носили скромные будничные капоры, но Хонор заметила несколько дам в шляпах от Белл, с их замысловатой и яркой отделкой. Белл подтвердила ее догадку.
— Кто-то из наших дам шьет себе капоры собственноручно. Но все шляпы — только мои. В воскресенье увидишь их больше, когда все пойдут в церковь. Никто не осмелится явиться в церковь в шляпе, заказанной где-нибудь в Оберлине. Потому что иначе я просто не стану иметь с ними дело, и они это знают. Я ничего не имею против оберлинских шляпниц, но, если покупаешь у своего мастера, не надо искать себе что-то еще. Правильно?
Сама Белл была в соломенной шляпе, украшенной цветами, тоже сделанными из соломки, и с широкой оранжевой лентой по краю полей.
На площади стояла гостиница, на удивление большая для маленького городка: длинное двухэтажное здание с белыми колоннами и балконами по всему фасаду, причем не только на верхнем, но и на нижнем этаже.
