— Но…
Белл рассмеялась.
— Она ревнует Адама к тебе. Неужели не замечаешь? Ты такой светлый, невинный человечек. Тебе бы подобное и в голову не пришло… В общем, она страшно ревнует. Хочет заполучить Адама, и ей не нравится, что у нее на пути стоит другая… которая моложе, добрее и красивее. И лучше шьет, готовит и ведет хозяйство. Черт, она, кажется, и ко мне ревновала, пока я не упомянула мужа.
Они двинулись дальше, в направлении фермы Хеймейкеров, и Хонор рассказала Белл, что Джудит Хеймейкер говорила Адаму о неподобающей ситуации у них в доме.
Белл усмехнулась:
— Неудивительно. В Веллингтоне о вас говорили бы точно так же, а мы все-таки не такие суровые, как вы, квакеры.
— Вот ее ферма, где мы берем молоко, — произнесла Хонор, понизив голос. — А это сама Джудит Хеймейкер.
Вместе со своими двумя детьми Джудит сидела на крыльце большого белого дома с зелеными ставнями. Дом стоял далеко от дороги, так что Белл с Хонор не было необходимости подходить ближе, чтобы поздороваться. По правилам вежливости следовало просто кивнуть и помахать рукой. Джек Хеймейкер кивнул в ответ. Доркас уставилась на них во все глаза, Джудит невозмутимо раскачивалась в кресле-качалке. Хонор с Белл пошли дальше, и Хонор буквально физически ощущала, как три пары глаз впились взглядом в ее капор. Дорога тянулась вдоль сада Хеймейкеров. Вишни уже созрели, а сливы и персики — пока нет.
Хонор думала о том, что Джудит Хеймейкер уже второй раз видела ее в этом капоре. И им предстоит пройти мимо нее на обратном пути.
— Хорошая ферма, — заметила Белл. — И стадо тоже хорошее. — Она кивком указала на коров, пасущихся на лугу за амбаром. Хонор их не заметила.
Они дошли до конца сада, за которым начинался лес. Дорога превратилась в тропинку, уводящую в глубь чащи, куда Хонор боялась заходить. Для нее этот лес был воплощением Дикого Запада, незнакомого и недоброжелательного. Даже Белл, которая, кажется, вообще ничего не боялась, остановилась на опушке леса и не предложила идти дальше. В основном здесь росли буки и клены, но иногда попадались вязы, ясени и дубы — только у этих дубов были странные ровные листья без фигурных краев. В Америке даже дубы — символ крепости, несгибаемости и верности — преобразились во что-то чужое. Вглядевшись в сумрак среди деревьев, Хонор заметила енота, метнувшегося в заросли. Впрочем, зверек не убежал далеко, а взобрался на клен и повернул к женщинам свою любопытную мордочку в темной маске. Грейс обрадовалась бы, увидев енота так близко…
— Белл, я не знаю, что делать, — сказала Хонор.
Та поправила вишни у себя на шляпке.
— Ты о чем?
— Я живу в этом доме на птичьих правах.
— Ладно, задам тебе прямой вопрос: ты хочешь выйти замуж за Адама Кокса?
— Нет!
— Тогда оглянись по сторонам. Есть в Фейсуэлле мужчина, который тебе нравится?
Хонор сразу вспомнила Джека Хеймейкера. А потом — Донована. Как он улыбался ей. И как зеленая лента, на которой он носил ее ключ, потемнела от пота у него на шее.
— Все просто, Хонор Брайт. Ты должна сделать выбор, — продолжила Белл. — Вернуться домой в Англию или остаться здесь. Если останешься, тебе надо найти мужа. Главное, выбрать того, кто тебе не противен.
Хонор невольно поежилась, а Белл рассмеялась:
— Да уж, такого найти непросто. Пойдем, милая. — Она взяла Хонор под руку. — Пройдемся разок мимо этих Хеймейкеров, пусть подивятся на наши шляпки. А чтобы не нервничать, смотри на бархатцы у них перед домом. Они там высажены рядами!
* * *
Фейсуэлл, Огайо
11 июля 1850 года
Дорогая Бидди!
Я была счастлива получить от тебя письмо с новостями из дома, пусть даже они устарели на полтора месяца. Когда я читала его, мне представлялось, будто мы с тобой вместе — гуляем по нашему городу, по знакомым улицам, и останавливаемся перемолвиться парой слов со знакомыми. С большим интересом я прочитала о том, как ты съездила в Шерборн и познакомилась там с новыми людьми. Жаль, что я не могла поехать с тобой!
Сейчас уже вечер, прохладно, я сижу на крыльце. Это мое любимое место, где я шью и пишу письма. Адам и Абигейл остались в доме: сказали, что в сырости налетят комары. Я согласна терпеть укусы, если это дает мне возможность хотя бы какое-то время побыть одной. После обеда началась гроза. Летом грозы бывают чуть ли не каждый день. Они здесь сильнее и страшнее, чем те немногие грозы, которые мы наблюдали в Бридпорте, да и то издалека. Тут гроза налетает внезапно, и синее небо буквально за считаные минуты становится угрожающе черным. Дождь льет стеной, иногда даже с градом, он может побить посевы, если идет долго. Дороги вмиг превращаются в жидкую грязь. В один из дней на прошлой неделе небо сделалось зеленым, и Абигейл сказала, что это признак приближающегося торнадо. Мы спрятались под столом, хотя я не думаю, что он бы нас защитил, если торнадо прошел через Фейсуэлл. Я слышала, что торнадо может смести целый дом и поднять его в воздух.
Но после грозы воздух становится чистым и свежим, и настает благословенная прохлада. Я слышала, что в Огайо бывает жарко, но не представляла, что настолько. Жара такая, что иной раз нет сил просто пошевелиться, и даже ночь не приносит облегчения. Вот почему мне так нравятся грозы.
У меня неожиданная новость: на сегодняшнем собрании Адам и Абигейл объявили о своем желании вступить в брак. Бракосочетание состоится через десять дней. Я считала, что оглашение имен будущих супругов происходит за три недели до предполагаемой свадьбы, чтобы у общины было время обдумать услышанное, но здесь, как я понимаю, принято все делать быстро.
Адам с Абигейл ничего мне не сказали, и я узнала об их помолвке на собрании, как и остальные Друзья. После собрания их все поздравляли, хотя, как мне показалось, поздравления звучали формально, не от души. Не ощущалось той радостной атмосферы, что обычно царит на собраниях, когда там оглашают имена будущих супругов. Адам и Абигейл слегка смущались. Возможно, с их стороны это был просто практичный шаг для скорейшего разрешения неловкой ситуации, сложившейся в нашем доме.
Грейс умерла полтора месяца назад. Мне хотелось напомнить об этом Адаму. Весь день он не решался посмотреть мне в лицо. На самом деле они с Абигейл избегали меня, да и я, честно сказать, не искала с ними встречи. Хотя днем было жарко и душно, я ушла в огород полоть сорняки. Вернулась в дом, когда началась гроза.
Женщины быстро сорганизовались и назначили на завтра то, что они называют «швейным штурмом», чтобы помочь Абигейл с лоскутными одеялами для супружества. Дома мы с Грейс и мамой втроем шили одно одеяло за несколько дней, а здесь женщины иногда собираются всей общиной и шьют одеяло за день. Я с нетерпением ждала, когда меня позовут на такой «штурм», но мне бы хотелось, чтобы это не было связано со свадьбой Абигейл; мне нет радости в том, чтобы ей помогать.