Хонор кивнула, вспомнив, как перемешивала в кастрюле горячее персиковое пюре, обжигавшее руки. Когда оно остывало и подсыхало, из него получались твердые конфеты, размягчавшиеся во рту.
— Вот что-то типа того. Любую еду, какая долго хранится. Даже засохшая кукуруза лучше, чем ничего. Я передам верным людям, которые направляют к нам беглецов, чтобы они знали, где и что искать. Только впредь ты со мной не заговаривай на эту тему.
На них уже поглядывали с любопытством. Не враждебно, как это было бы в любом другом городе, но все-таки удивленно. Обычно белая и чернокожая женщины не разговаривают друг с другом на публике. Хонор только сейчас заметила, что они приблизились к церкви — большому кирпичному зданию на углу площади. Миссис Рид тряхнула головой, словно давая понять, что их беседа закончена, и направилась вверх по ступенькам. Хонор осталась стоять на месте, потому что квакеры не заходят в церкви, которые они называют домами со шпилем. Вероятно, миссис Рид знала об этом.
— Дочке понравилось свадебное платье? — окликнула она чернокожую женщину, когда та уже собиралась войти внутрь.
Суровое лицо миссис Рид озарилось улыбкой.
— Очень понравилось, да. Она в нем просто красавица.
* * *
Когда беглец в следующий раз появился на ферме, Хонор была к этому готова. Вечером, когда все Хеймейкеры сидели на крыльце после ужина, мимо дома проехал Донован. Джек опустил газету, которую читал. Доркас прекратила зашивать прореху на юбке. Хонор тоже замерла, даже не завершив очередной стежок на аппликации из красной ткани, которую готовила для нового одеяла. Только Джудит Хеймейкер продолжала невозмутимо раскачиваться в своем кресле-качалке, словно не замечая Донована. Он приподнял шляпу и улыбнулся Хонор, но не остановился — проехал мимо и скрылся в лесу.
— Наверное, там где-то беглец, — сказал Джек. — Иначе зачем бы ему приезжать в наши края. — Он покосился на Хонор, словно желая убедиться, что именно так и есть.
— Говорят, Гринвичи, помогавшие беглецам, больше им не помогают. Из-за закона о беглых рабах, — заметила Доркас. — И теперь, когда тот участок подземной железной дороги разрушен, кто-то из беглецов пойдет здесь, а не через Норуолк.
— Гринвичи — разумные люди, — заметила Джудит. — Хотя, сдается мне, кто-то быстро займет их место.
— А что это за закон? — спросила Хонор.
— Загон о беглых рабах. Он означает, что такие, как этот… — Джудит кивнула в ту сторону, куда уехал Донован, — …смогут требовать, чтобы мы им помогали ловить беглецов. Иначе нас оштрафуют на тысячу долларов и посадят в тюрьму. А мы потеряем ферму.
— Конгресс вот-вот примет закон, — добавил Джек. — Калеб Уилсон затеял его обсуждение на собрании, когда ты болела, Хонор. Поэтому ты ничего не знаешь. Решили, что в этом вопросе: помогать беглым рабам или же подчиниться закону — каждый поступает так, как подсказывает ему совесть.
Хонор закрепила стежок, затянула узелок потуже и откусила нитку.
* * *
Утром, когда Хонор пошла в курятник собирать яйца, их было на две штуки меньше обычного, а курицы казались встревоженными. Хонор сказала Джудит, что наступила на яйца, и они разбились. Ей было очень неприятно, что приходится врать, тем более что Джудит не поверила.
После завтрака, оставшись в кухне одна, Хонор отрезала ломоть кукурузного хлеба, намазала его маслом и завернула в носовой платок. Потом вышла во двор и спрятала сверток под ящик, который еще раньше взяла в сарае, где Джек хранил фермерский инвентарь. На ящик она положила тяжелый камень, как советовала ей миссис Рид. Камень был еще и сигналом, что внутри что-то есть. Это было рискованно: ящик могли обнаружить Хеймейкеры или Донован, если он станет обыскивать ферму. Следующим утром, когда Хонор отправилась собирать яйца, хлеба под ящиком не оказалось, а ее платок лежал аккуратно сложенный. Вечером она положила под ящик несколько кусочков бекона, но утром они остались на месте, облепленные муравьями. Хонор рассудила, что беглецы, видимо, не задерживаются подолгу на одном месте, иначе их заметят.
Она стала внимательнее наблюдать за тем, что происходит вокруг, и очень скоро научилась выявлять признаки присутствия беглецов: шорохи в лесу, лай Дружка ночью; беспокойство коров в амбаре. Но самое главное, Хонор начала чувствовать, когда рядом с фермой появлялся беглец. Будто у нее внутри вдруг заработал барометр, измеряющий изменения в атмосфере — как человек чувствует напряжение в воздухе перед грозой. Изменения были настолько явными, что Хонор удивлялась, почему больше никто этого не замечает. В ее восприятии человеческие существа излучали нечто подобное холодному теплу. Очевидно, это как раз и было то, что Друзья понимают под внутренним светом.
Хонор обычно не видела беглецов и могла быть уверена, что они приходили, только тогда, когда из-под ящика пропадала еда. Она жила в постоянном страхе, что Хеймейкеры обнаружат ее тайник и уличат во лжи. Но никто не заходил за курятник, разве что Джек пару раз брал мотыгу и отправлялся уничтожать змей, живших в норах и воровавших яйца. Но обычно он заранее объявлял, что сегодня пойдет «рубить змей», и Хонор успевала спрятать ящик. К ее удивлению — а иногда и стыду, — она легко научилась обманывать, воровать и скрывать свои действия. Это было не в ее характере и противоречило квакерским принципам честности и открытости. Но с тех пор, как Хонор приехала в Америку, ей с каждым днем становилось все труднее не лгать и ничего не скрывать. Дома, в Англии, ее жизнь была искренней, простой и открытой, и даже разрыв с Сэмюэлом проходил на глазах у семьи и общины. Все знали о ее горестях и печалях. В семье Хеймейкеров все было иначе. Хонор пришлось научиться держать рот на замке, даже когда хотелось высказаться, и делать непроницаемое лицо, чтобы не выдавать свои мысли и чувства.
Хонор ничего не говорила и уже примирилась с тем, что придется подстраиваться под Хеймейкеров, однако не могла согласиться с их точкой зрения на рабство и беглецов. Поэтому она наблюдала, и прислушивалась к себе, и, когда чувствовала, что где-то поблизости есть беглец, старалась помочь ему, не привлекая к себе внимания. Никто не должен заподозрить, что она делает что-то такое, что не одобряет семья ее мужа.
Ей было непросто скрывать свои действия. На ферме все работают сообща, постоянно что-то обсуждают, и человек редко остается совсем один. Если Хонор работала в огороде — а она там трудилась часто, поскольку ей это было знакомо, — то Джудит или Доркас в это время возились в кухне, окна которой выходили на огород. Или же вытрясали ковры, или взбивали масло на заднем крыльце, или развешивали во дворе выстиранное белье. После утренней дойки Джек отводил коров на пастбище, а потом возвращался на ферму и чинил покосившийся забор, рубил дрова, выгребал из свинарника навоз, чистил лошадей. Иногда он до вечера работал в поле или вез в город сыры и другие молочные продукты. Джек постоянно был чем-то занят, и никогда нельзя было предугадать, чем он займется сегодня.
Постепенно Хонор научилась выбирать время, когда можно остаться одной. Она не стремилась помогать с коровами, которых побаивалась до сих пор, но с готовностью взяла на себя обязанность ухаживать за курами. Каждое утро Хонор их кормила и собирала яйца, а раз в неделю чистила курятник. В это время Джек с Доркас доили коров, а Джудит готовила завтрак, так что у Хонор была возможность проверять ящик. Когда она ходила в уборную во дворе, где на всякий случай всегда стояло ведро с чистой водой, она могла потихоньку наполнить водой старую кружку и оставить ее под ящиком или на опушке леса. Хонор делала все, что могла, и при этом жила в постоянном страхе, что когда-нибудь все обнаружится. И что тогда?
