Постепенно ее молчание утратило первоначальную неловкость, и Хонор почувствовала себя увереннее, находясь рядом с другими людьми. Намного увереннее, чем тогда, когда она говорила. Хотя это было не осознанное решение, Хонор полностью отказалась от речи. Она не задавалась вопросом «почему», а просто принимала свое молчание как некий дар свыше. Но ее молчание беспокоило не только Хеймейкеров, всю общину. Даже квакерам, с их безмолвными собраниями и терпимостью ко всему, что отлично от их представлений, не нравится молчаливое осуждение.
После одного собрания Адам Кокс отвел Хонор в сторонку.
— Я провожу тебя до фермы, — объявил он, уводя ее от Хеймейкеров под пристальным взглядом Абигейл, державшей на руках сына, которого они с Адамом назвали Илией.
— Я хотел бы спросить, почему ты замолчала, но знаю, что ты не ответишь, — произнес Адам. Они с Хонор шли по дороге, грязь на которой засохла твердыми рытвинами, и идти по ней было не легче, чем в весеннюю распутицу. — Джек говорил, ты расстроилась из-за смерти того негра. Мы все скорбели о нем. — Калеб Уилсон созвал поминальное собрание, на котором никто не выступил, потому что никто не знал этого человека. Никто даже не знал, как его звали. — Но это не повод отгораживаться от семьи и общины.
Хонор, разумеется, ничего не сказала.
— Джудит попросила меня поговорить с тобой, — продолжил Адам. — Она думает, может, ты послушаешь человека, которого знала в прошлом. Старейшины воспринимают твое молчание как агрессивное действие. Мне поручили передать тебе, что тебя не просят покинуть общину лишь потому, что ты носишь ребенка. Но когда он появится на свет, ты должна заговорить. Иначе тебе придется оставить ребенка Хеймейкерам и покинуть Фейсуэлл.
Хонор шумно втянула в себя воздух. Она помнила, как строго бридпортские Друзья обошлись с Сэмюэлом, но надеялась избежать подобной участи.
— Я им напомнил, что у тебя был тяжелый год, ты потеряла сестру, Сэмюэла и покинула Англию, хотя, вероятно, тебе следовало остаться дома. Далеко не каждый справится с такими переменами, но иногда это можно понять только задним числом. — Адам помолчал. — Ты должна понять, Хонор: Америка — молодая страна. Мы смотрим вперед, не назад. Не застреваем на горестях и невзгодах, а идем дальше… как получилось у нас с Абигейл. Как, я надеялся, у тебя будет с Джеком. Нельзя задерживаться на плохом. Надо жить дальше и принимать то, что есть. И Хеймейкеров тоже. Они хорошие люди.
Адам ничего не сказал о рабовладении, об отказе от собственных жизненных принципов. Он смотрел на Хонор и ждал от нее ответа. А она разглядывала полевые цветы у дороги: посконник, васильки, красный лабазник.
В следующую субботу, с согласия Хеймейкеров, Адам попросил Хонор помочь ему в оберлинской лавке. Наверное, они подумали, что, обслуживая покупателей, Хонор будет вынуждена заговорить. Однако она продемонстрировала, что для общения с другими людьми вовсе не обязательно произносить слова. Улыбалась, кивала, жестикулировала, и все ее понимали. Несколько покупательниц поинтересовались, почему она вдруг онемела. Многие огорчились.
После обеда в лавку зашла миссис Рид, принесла ножницы на заточку. Какое-то время она наблюдала за тем, как Хонор общается с покупателями жестами и кивками, потом кивнула сама.
— Слова — это еще не все, — объявила она в пространство, сняла очки и протерла их о рукав. — От них больше бед, чем пользы. Может, когда-нибудь я тоже замолчу. — Похоже, ее позабавила эта мысль.
Адам отдал ей ножницы, она подошла к Хонор и произнесла, понизив голос:
— Я слышала про того человека. Печально, да. Но такое случается. Ты не должна молчать из-за этого случая. Если хочешь молчать — твое право, но не впутывай сюда беглецов. — Миссис Рид завернула ножницы в тряпицу и убрала в карман юбки. Потом поправила шляпу, украшенную золотарником. — Доброго дня, — кивнула она Адаму. — И тебе, Хонор Брайт.
Она направилась к выходу, тихонечко напевая себе под нос. Ярко-желтые соцветия золотарника легонько покачивались в такт ее шагам.
* * *
Ост-стрит,
Бридпорт, Дорсет
15 августа 1851 года
Дорогая Хонор!
Уже три месяца от тебя нет писем, хотя раньше ты писала нам регулярно, и мы уже начали волноваться, все ли с тобой в порядке. К тому времени, когда ты получишь это письмо, ребенок, наверное, с Божьей с помощью уже родится, но мы надеемся, что ты напишешь раньше и успокоишь нас.
Любящие тебя родители,
Ханна и Авраам Брайт
Вода
После последнего беглеца всегда будет еще один, самый последний.
Последний день августа выдался жарким и душным, хотя уже чувствовалось приближение осени. Зеленые листья утратили яркость и будто запылились, а кое-где и подернулись желтизной. Хонор спешила, она опаздывала. Поля вдоль дороги, кажется, замерли в настороженном ожидании: то ли грозы, то ли жатвы, то ли огня.
С утра Хеймейкеры ушли собирать сено. Лето выдалось влажным, и это был всего лишь второй урожай сена — очень досадно, поскольку теперь они вряд ли смогут прибавить к стаду еще одну корову, как планировалось поначалу. Джек, Джудит, Доркас и остальные жители Фейсуэлла из ближайших к ферме домов сейчас работали в поле к северу от леса Виланда. Хонор не взяли на луг, чему она была рада. Утром она проснулась с неприятной тяжестью в животе. Хотя до рождения ребенка оставался еще целый месяц, плод изрядно потяжелел и постоянно давил на мочевой пузырь, и Хонор приходилось вставать несколько раз за ночь, чтобы воспользоваться ночным горшком. Она чувствовала, что ребенку не терпится вырваться из тесных пределов ее утробы, и понимала, что, скорее всего, он родится чуть раньше срока, а не позже, как часто бывает с первенцами.
Джудит ворчала, что Хонор и в этом году пропустит сенокос, намекая, что та специально подгадала сроки беременности, лишь бы не работать. Хонор не задевали ее слова.
Утром она в одиночку закончила доить коров, чтобы Джек, Доркас и Джудит спокойно позавтракали и отправились на луг. После завтрака Хонор убрала со стола, перемыла посуду и занялась пирожками с мясом, которые Джудит велела ей приготовить и принести на луг к обеду. Ей было приятно побыть дома одной. Она занималась делами и не думала почти ни о чем, и только когда ребенок начинал шевелиться, ей приходилось садиться и отдыхать. Дважды Джек с Доркас и с кем-нибудь из соседей возвращался на ферму с повозкой, наполненной сеном, которое сразу перекладывали в амбар. Хонор к ним не выходила, а они не заходили в дом, лишь пили воду из колодца и наполняли кувшин, чтобы отвезти воду другим косарям.
У нее даже образовалось немного свободного времени, и Хонор села на крыльце и занялась заготовками для будущего одеяла — розетками «Бабушкин сад». Она начала с коричневых и зеленых шестиугольников, они давно дожидались своего часа в ее швейной корзине, а потом прибавила к ним и другие цвета, желтый и красный. С этими розетками Хонор возилась целый месяц. Взялась за них сразу, как только закончила последнее одеяло для Доркас. Она хотела сшить настоящее лоскутное одеяло из особенных лоскутков, которые приберегла на будущее: платье Грейс, желтый и кирпичного цвета шелк, подаренный Белл, кремовый хлопок в мелких рыжеватых ромбиках, кусочек которого она взяла в магазине с разрешения Адама, — но они почему-то ее не вдохновили. И она уже начала сомневаться, что когда-нибудь вдохновят. Однако Хонор не любила сидеть без дела и шила розетки, когда выдавалось свободное время. За месяц она успела нашить больше сотни розеток. При этом не представляла, что с ними делать потом.
