Женщина замолчала. Белка, которая все это время возмущенно цокала на верхушке дерева, тоже затихла, и со стороны дороги, тянувшейся вдоль леса, донесся неровный топот копыт с одной толстой подковой. После смерти беглеца Донован ни разу не появлялся в этих краях. Он не знал о молчании Хонор.
И теперь она нарушила это молчание, поскольку того требовал здравый смысл.
— Я пойду с тобой. — После трех месяцев молчания голос Хонор прозвучал хрипло и сдавленно.
— Спасибо, но я знаю, куда идти.
Хонор откашлялась, прочищая горло.
— Надо скорее уходить из леса. Здесь нас будут искать. Он будет искать.
И еще Джек. Через два-три часа Джудит с Доркас вернутся на ферму доить коров, увидят, что Хонор нет, и поднимут тревогу.
Женщины напряженно прислушивались. Они не могли пойти на север, в сторону луга, откуда по-прежнему доносились голоса Хеймейкеров и всех остальных, позвякивание конской упряжи, скрип повозки. На восток, через ферму и Фейсуэлл, тоже нельзя — там Донован. Хонор не хотелось идти на запад: дорога через лес Виланда обрывалась прямо посреди чащи и превращалась в нехоженую тропинку, которая увела бы их в глубь незнакомых земель, прочь от проезжего тракта и Оберлина. Если им удастся подобраться поближе к тракту между Оберлином и Веллингтоном, можно будет двигаться вдоль дороги, прячась в полях.
— В той стороне, — Хонор указала на юг, — есть кукурузное поле, оно пока не убрано. Можно спрятаться там, дождаться темноты и пойти на восток.
Женщина кивнула.
— Но сначала мне нужно напиться.
Хонор направилась к ручью, где Доркас каталась в грязи, чтобы облегчить боль после осиных укусов. Сейчас он почти пересох. От него осталось лишь несколько лужиц со стоячей водой, над которыми вились мошки. Женщины прошли вдоль русла ручья до камней, где был родник и тонкой струйкой текла вода. Беглянка прижалась губами к камням и принялась всасывать в себя воду. Напившись, она поднялась, уступая место Хонор. Та попробовала сесть на корточки, но ей мешал выпирающий живот, и она встала на четвереньки. На секунду замерла в нерешительности, сообразив, что ей придется прижаться губами к тому месту, где только что были губы негритянки. Но мысль мелькнула и исчезла, и Хонор принялась пить. Вода была свежей и очень вкусной.
Когда она напилась, чернокожая женщина помогла ей подняться и повела через лес, к проезжему тракту в южной стороне. В их маленькой компании из двух человек негритянка явно была главной. Хонор не возражала. Ей было достаточно и того, что она идет по прохладному лесу жарким августовским днем, убегая… Хонор даже не знала куда. Но хорошо знала откуда.
Чернокожая женщина двигалась бесшумно, уверенно и ни разу не задела рукой за ветку. У Хонор так не получалось. Она с треском ломилась сквозь густой подлесок и однажды едва не запуталась в кустах ежевики. Она не могла идти быстро. Из-за тяжелого живота и болей в паху и бедрах. Чернокожая женщина не замедляла шаг и очень скоро ушла так далеко вперед, что Хонор почти потеряла ее из виду и ориентировалась лишь по промелькам движения среди деревьев. Вскоре Хонор остановилась, вытерла пот со лба и прислушалась. Лошади Донована она не услышала. Возможно, сейчас он обыскивал ферму: амбар и другие надворные постройки. Зато Хонор услышала, как по дороге вдоль северной опушки леса едет повозка, груженная сеном. Если Джек встретит на ферме Донована, что они скажут друг другу? Донован наверняка спросит, не видел ли Джек беглянку. И что сделает Джек? Скажет правду или солжет? Хонор поежилась и поспешила дальше, чтобы совсем не отстать от своей спутницы.
Чернокожая женщина стояла, привалившись спиной к стволу клена на опушке леса. На противоположной стороне дороги располагалось обширное кукурузное поле, принадлежавшее Хеймейкерам. Глядя на высокие стебли, увенчанные тяжелыми зрелыми початками, Хонор вспомнила свое первое соитие с Джеком Хеймейкером на кукурузном поле. Вспомнила и залилась краской; с тех пор прошло чуть более года, а кажется — целая жизнь.
— Теперь можешь идти домой, — сказала беглянка. — Дальше я справлюсь сама. Пересижу в поле до темноты, а потом двинусь дальше.
Хонор покачала головой:
— Я пойду с тобой.
Женщина посмотрела на живот Хонор:
— Ты уверена, что хочешь куда-то идти с таким животом?
— Ребенок родится только в октябре. Со мной все будет хорошо.
Беглянка пожала плечами, внимательно оглядела дорогу и прислушалась.
— Ну, раз так, то пойдем. — Она шагнула вперед. Хонор последовала за ней. Едва она вышла из леса на открытую дорогу, ее ослепило яркое солнце. Она побежала, не видя куда, и уже в следующее мгновение вломилась в заросли кукурузы.
— Тише!
Хонор резко остановилась среди потревоженных стеблей.
— Иди медленно, а то получается очень шумно, — прошептала беглянка. — Надо идти осторожно, чтобы не поломать стебли. Тогда никто не узнает, что мы здесь были. Доберемся до центра поля и там подождем. Иди за мной.
Они осторожно двинулись вдоль ряда, стараясь не задевать стебли. Хонор не сводила глаз со спины чернокожей женщины. На ее коричневом платье темнело пятно от пота. Пройдя шагов десять, женщина свернула в сторону и принялась пробираться между рядами стеблей. Потом снова зашагала вдоль ряда. И шла очень долго, намного дольше, чем Хонор прошла бы, будь она одна. Хонор еле сдерживала себя, чтобы не попросить женщину остановиться хотя бы на пару минут.
Она уже собралась протянуть руку и тронуть спутницу за плечо, но та неожиданно остановилась. Так резко, что Хонор едва на нее не налетела. У нее кружилась голова, и ребенок давил на мочевой пузырь.
— Подождем здесь, — сказала беглянка, садясь на землю.
Хонор прошла чуть дальше и присела на корточки. Было так жарко, что моча высохла сразу, как только Хонор закончила свои дела. Она вернулась, села рядом с беглянкой и развязала свой узелок. На сей раз женщина взяла одну сливу. Хонор с жадностью набросилась на сочный плод и еще долго сосала косточку. Женщина искоса поглядывала не нее.
— Хороший у тебя капор, — произнесла она. — Вроде бы простой, весь серый. А потом замечаешь желтую отделку. Она очень оживляет.
— Мне его подарила подруга. Она сама его сшила.
Хонор помрачнела, вспомнив о Белл Миллз. Она так и не ответила на ее последнее письмо, а теперь они больше никогда не увидятся.
Сидеть среди кукурузы было очень неудобно. Стебли почти не давали тени, а солнце припекало. Початки уже созрели, но это была кормовая кукуруза, слишком жесткая для человеческих зубов и не такая вкусная, как сахарная, которую Хонор очень любила. Здесь не было ничего, к чему можно прислониться спиной. Нормально лечь тоже было нельзя: кукуруза росла слишком плотно. Но Хонор, уставшая и разморенная солнцем, все равно задремала, но тут же вздрогнула и проснулась.
— Ты поспи, — проговорила беглянка. — А я пока покараулю. Потом поменяемся.
