Хонор не стала спорить. Она подложила под голову узелок, свернулась калачиком и почти сразу заснула, невзирая на жаркое солнце, докучливых мух и тупую боль внизу живота. Она проснулась с пересохшим ртом и сливовой косточкой за щекой. Солнце клонилось к закату. Хонор спала долго. Она услышала вдалеке глухой топот копыт и испуганно приподнялась на локте. Чернокожая женщина сидела на корточках.
— Надо было разбудить меня, — сказала Хонор.
Женщина пожала плечами.
— Тебе нужно было поспать. — Она указала взглядом на живот Хонор. — Я помню, ближе к концу мне постоянно хотелось спать.
— У тебя есть дети? — Хонор огляделась вокруг, словно дети могли появиться среди кукурузных стеблей.
— Конечно. Поэтому я сейчас тут.
Хонор тряхнула головой, чтобы в ней хоть чуть-чуть прояснилось. И вдруг замерла. Конь Донована. Он скакал быстро, потом замедлился, остановился, снова пошел медленным шагом, развернулся и поскакал прочь.
Хонор задохнулась от страха, но беглянка оставалась невозмутимой. Она даже хихикнула.
— Он уже долго тут ездит туда-сюда. Понимает, что мы где-то здесь, но не знает, где именно.
— Он заедет на поле?
— Наверное, нет. Тут столько мест, где можно спрятаться. Поля, леса. Он дождется, пока мы не сдвинемся с места.
Хонор не стала спрашивать, когда это произойдет.
— Ты не забывай: он не знает, где мы. А мы знаем, где он. У нас есть преимущество.
Хонор очень хотелось бы разделять уверенность этой женщины. К несчастью, у Донована тоже имелись свои преимущества: конь, ружье и закон, который был на его стороне.
В сумерках они снова услышали топот копыт на дороге. Кто-то выкрикнул имя Хонор, и она узнала голос Джека. Он бросил работу, чтобы заняться поисками пропавшей жены. Погода была хорошая, и Хонор знала, что Хеймейкеры собирались перевозить сено до темноты, чтобы успеть убрать луг до того, как начнутся дожди. В голосе Джека звучали раздражение и злость. Хонор поморщилась.
Чернокожая женщина уставилась на нее.
— Это твой муж? — прошептала она, когда Джек ускакал прочь. — Зачем он тебя звал? Он разве не знает, что ты здесь со мной?
Хонор не ответила. И тут женщина все поняла.
— Ты сбежала из дома? — воскликнула она. — Что за черт тебя дернул? Прямо вот так и сбежала, уже на сносях? Что же там с тобой делали?
С каждым новым вопросом Хонор погружалась все глубже в себя, укрываясь в молчании.
Когда стало ясно, что Хонор не хочет — или не может — ответить, женщина цокнула языком.
— Дура, — пробормотала она.
Когда небо уже потемнело, со стороны дороги вновь донесся топот копыт. На сей раз Джек был не один, а с Адамом Коксом. Когда они принялись окликать Хонор, чернокожая женщина поднялась и взяла свой узелок.
Хонор схватила ее за рукав:
— Ты куда?
— Пойду скажу им, где ты.
— Не надо. Пожалуйста.
Но беглянку остановила не просьба Хонор, а третий голос, присоединившийся к голосам Джека и Адама. Язвительный голос Донована.
— Хонор Брайт, меня слегка удивляет, что ты прячешься тут, хотя клятвенно обещала больше не помогать неграм. Да, время сейчас такое, никому нельзя верить. Даже квакерам. Выходи, милая… не пугай мужа.
Женщины замерли, прислушиваясь к голосам мужчин, которые что-то обсуждали между собой. Хонор поежилась и глубоко вздохнула.
А вскоре они услышали лай.
— О боже, у них собака, — прошептала беглянка.
— Это Дружок.
— Он тебя знает? Когда найдет нас, не растерзает тебя в клочья? Приготовься бежать.
— Он меня ненавидит.
— Твоя собака тебя ненавидит?
Стебли кукурузы зашевелились, и оттуда появился Дружок. Он не стал лаять, но подошел к Хонор и внимательно посмотрел на нее снизу вверх, не обращая внимания на беглянку. Потом глухо зарычал, развернулся и убежал прочь. Женщины растерянно смотрели ему вслед.
— Он тебя отпускает, — пробормотала чернокожая беглянка. — Хорошо, что он тебя не любит. Спасибо, Дружок.
— Вот он, — донесся до них голос Джека. — Нашел кого-нибудь, Дружок? Никого?
— Мне показалось, он что-то учуял, — произнес Донован. — Чертов пес. Вот поэтому я не завожу собак. Они шумные и ненадежные. Я полагаюсь на собственное чутье.
Наконец мужчины уехали, и женщины двинулись на восток по кукурузному полю. У Хонор болели затекшие ноги. В небе уже показались две звезды. Очень скоро их станет больше.
Они добрались до конца кукурузного поля и вошли в лес, чтобы обойти Фейсуэлл с юга. Хонор не сводила глаз со спины чернокожей женщины, а когда стало совсем темно, протянула руку и положила ее на плечо беглянки, чтобы не потеряться.
Наконец они выбрались к проезжему тракту между Оберлином и Веллингтоном. Все было тихо, но Хонор не исключала, что Донован, а возможно, и Джек поджидают их где-нибудь. Чернокожая женщина указала через дорогу:
— Пойдем по кукурузному полю. Вдалеке от дороги, но так, чтобы знать, где мы. И где этот охотник за беглецами. Чтобы он не застал нас врасплох. — Она говорила с уверенностью человека, который знает, о чем говорит, не понаслышке.
Женщина быстро перебежала через дорогу, та даже в безлунную ночь выделялась в темноте широкой бледной полосой. Хонор вспомнила о том, что в мае она стояла на этом самом месте и ждала Донована, выглядывая его в темноте. Теперь она пряталась от него. Во рту вновь появился металлический привкус страха. Она сглотнула, но привкус остался, хотя и утратил свою остроту, потому что теперь Хонор была не одна.
Когда они оказались на кукурузном поле, чернокожая женщина решительно зашагала на юг. Хонор за ней не пошла. Та остановилась и обернулась:
— Ты идешь или нет?
— Нам надо туда. — Хонор указала на Полярную звезду. — В сторону Оберлина.
Беглянка покачала головой:
— Я только что из Оберлина. От женщины, живущей в красном доме. Похлебку готовит жгучую, как огонь. Она-то мне и сказала держаться от тебя подальше. И теперь я уже поняла почему. — Она помолчала и продолжила: — Не понимаешь? Мне надо на юг, а не на север. На севере я уже была. — Она приблизилась к Хонор. — Не узнаешь меня? Не помнишь? Мы все для тебя на одно лицо? — Она цокнула языком. — Скажу тебе кое-что: вы, белые, тоже для нас на одно лицо.
— Я помню тебя, — прошептала Хонор. — Ты принесла мне воды, когда я болела.
Лицо беглянки смягчилось.
— Да.
— Только я не понимаю… зачем ты идешь на юг?
— Там мои дети. После того как меня поймали, я опять убежала, как только выдался случай. Я даже к вам заходила, на вашу ферму. Взяла еду из-под ящика, которую ты там оставляла. В тот раз я добралась до Канады. Только не было мне покоя. Я все думала о своих девочках. Беспокоилась. Там хорошо, там свобода. Никто тебе не указывает, что делать. Сама принимаешь решения, где станешь жить, чем заниматься, как тратить деньги, которые заработаешь. Там работаешь, и тебе платят! И жить в общине с другими черными, это… ну, как тебе жить в общине с квакерами. Это правильно. Именно так, как должно быть. Я хочу, чтобы мои дети тоже так жили. Поэтому и возвращаюсь за ними.
