Хонор опустила голову.
— Видишь? Она не возражает. — Донован выпрямился в седле. Его белая рубашка под коричневой безрукавкой была в разводах от пота.
— Мы тебе можем чем-нибудь помочь? — спросил Томас. — Если нет, то тогда мы, пожалуй, поедем. А то путь неблизкий, а время идет.
— Торопитесь, значит? А куда, кстати?
— Да вот везу юную барышню в Веллингтон. — Она приехала к нам из Англии, но потеряла сестру. Та скончалась в Гудзоне. Желтая лихорадка. Видишь, девушка плачет. У нее траур.
— Так вы из Англии?
Хонор кивнула.
— Скажите что-нибудь. Обожаю английский акцент.
Она замялась, и Донован стал настаивать:
— Ну, давайте, скажите что-нибудь. Или вы слишком горды, чтобы со мной говорить? Скажите: «Как поживаешь, Донован?»
Опасаясь, как бы его настойчивость не обернулась гневом, Хонор посмотрела ему в лицо и промолвила:
— Как поживаешь, мистер Донован?
Тот усмехнулся:
— Как я поживаю? Хорошо поживаю, спасибо. Меня сто лет никто не называл мистером Донованом. Вы, квакеры, такие смешные. А вас как зовут, барышня?
— Хонор Брайт.
— И ты оправдываешь свое имя, Хонор?
[1]
— Имей совесть! Девушка только что похоронила сестру, — вмешался Томас.
— Что там? — Донован резко переменил тон, указав на дорожный сундук Хонор, стоявший в повозке.
— Вещи мисс Брайт.
— Придется туда заглянуть. Размер подходящий, чтобы спрятать какого-нибудь черномазого.
Томас нахмурился:
— Не подобает мужчине рыться в вещах юной барышни. Мисс Брайт сама скажет, что там внутри. Ты же знаешь, что квакеры никогда не лгут.
Донован выжидающе уставился на Хонор. Та озадаченно покачала головой. Она до сих пор не пришла в себя после того, как Донован прикоснулся к ее чепцу. А потом Донован стремительно спрыгнул с седла и оказался в повозке. У Хонор от страха свело живот. Этот мужчина был гораздо крупнее, проворнее и сильнее их с Томасом. И когда Донован обнаружил, что сундук заперт, именно страх заставил ее отдать ему ключ, который она носила на шее на тонкой зеленой ленточке и не снимала на протяжении всего путешествия.
Донован отпер сундук и достал одеяло, которое Хонор привезла с собой в Америку. Она думала, что он отложит одеяло в сторону, но он развернул его и расстелил на полу повозки.
— Это что? — спросил он, прищурившись. — В жизни не видел надписей на одеяле.
— Это подписное одеяло, — объяснила Хонор. — Друзья и члены семьи вышивают свои подписи на лоскутах, а потом из них шьют одеяло. Прощальный подарок. На мой отъезд в Америку.
Каждый квадратик состоял из коричневых, зеленых и кремовых ромбов и треугольников, а посередине был пришит белый кусочек ткани с именем того, кто делал именно данный квадрат. Это одеяло начинали делать для Грейс, но, когда Хонор в последнюю минуту решила, что тоже поедет в Америку, квадратики с именами переставили так, чтобы имя Хонор оказалось в центральном квадрате, а в ближайшем его окружении значились имена родных. Квадраты друзей располагались еще дальше от центра, ближе к краям. Узор и расположение квадратов были самыми простыми, и одеяло не отличалось особенной красотой, поскольку работа зависела от мастерства каждой рукодельницы. Сама Хонор сделала бы иначе, но она никогда не смогла бы отдать одеяло кому-то другому: его сшили специально для нее, на память о родной общине.
Присев на корточки, Донован рассматривал одеяло — рассматривал так долго, что Хонор уже начала опасаться, не сказала ли она чего-нибудь лишнего. Она посмотрела на Томаса: тот сидел с безучастным видом.
— Мама шила стеганые одеяла, — наконец произнес Донован, проводя пальцем по имени Рейчел Брайт, одной из тетушек Хонор. — Но совсем непохожие на это. На ее одеялах располагалась в центре большая звезда, сложенная из маленьких ромбиков.
— Узор называется «Вифлеемская звезда».
— Да ну? — Донован посмотрел на нее, и его взгляд чуть смягчился.
— Я тоже шила такой узор, — продолжила Хонор, думая об одеяле, которое оставила Бидди. — Он достаточно сложный, потому что подогнать кончики ромбов друг к другу непросто. И шить надо тщательно. Твоя мама, наверное, была настоящей искусницей.
Донован кивнул, потом схватил одеяло и запихал его обратно в сундук. Запер сундук на замок и спрыгнул с повозки.
— Можете ехать.
Томас молча встряхнул поводья, и лошадь тронулась с места. Вскоре Донован снова догнал повозку.
— Ты в Веллингтоне поселишься?
— Нет, — ответила Хонор. — В Фейсуэлле, близ Оберлина. Там живет жених моей покойной сестры.
— Оберлин! — Он сплюнул, пришпорил коня и умчался вперед.
Хонор с облегчением вздохнула, потому что не знала, как бы она выдержала, если бы Донован ехал с ними всю дорогу до Веллингтона.
Топот копыт гнедого коня еще долго раздавался в лесной тишине, но затем стих.
— Ну, вот и славно, — тихо проговорил Томас и встряхнул поводья. Однако он больше не напевал.
И лишь через несколько миль Хонор сообразила, что Донован не вернул ей ключ от дорожного сундука.
* * *
Магазин дамских шляп Белл Миллз,
Мейн-стрит,
Веллингтон, штат Огайо,
30 мая 1850 года
Любезнейший мистер Кокс!
Сестра вашей невесты, Хонор Брайт, сейчас гостит у меня. С прискорбием сообщаю о безвременной кончине вашей нареченной. Желтая лихорадка.
Хонор нуждается в отдыхе, но через несколько дней уже сможет отправиться в путь. Вы могли бы приехать за ней в воскресенье, во второй половине дня?
С искренним уважением,
Белл Миллз
Дамские шляпки
Добираясь до Веллингтона, Хонор спала так много в чужих местах, что, проснувшись, не сразу сообразила, где находится. Ее платье и шаль висели на спинке стула, но она совершенно не помнила, как раздевалась и вешала одежду. Хонор села на кровати, уверенная лишь в одном: сейчас не раннее утро. А ведь обычно она просыпалась с рассветом. На ней была незнакомая ночная рубашка, слегка для нее длинноватая.
Где бы она сейчас ни находилась, это, вне всяких сомнений, Америка. Здесь даже солнечный свет был иным: более желтым и ярким. Он вовсю лился в окно, согревая Хонор. Поистине, день обещал быть жарким, хотя сейчас было еще свежо, и Хонор радовалась, что у нее есть одеяло. Она провела по нему рукой: в отличие от большинства американских одеял, оно было сшито не из квадратов, напоминавших заплатки. Это было настоящее английское лоскутное шитье, сработанное с большим тщанием, и хотя ткань поблекла, на ней не было ни прорех, ни распущенных стежков. Красные, желтые и оранжевые ромбики складывались в узор в виде звезды, расходящейся от центра. «Вифлеемская звезда» — как на том одеяле, которое Хонор подарила Бидди. И как на одеялах, какие делала мать Донована. Вспомнив про Донована, Хонор невольно поежилась.
