Если бы Хонор осталась у Хеймейкеров, она бы не мучилась чувством вины, потому что женщинам, только что родившим ребенка, положено отдыхать и набираться сил. Однако у Белл она ощущала себя бездельницей и лентяйкой, которая пользуется добротой хозяйки. Той вроде бы не докучали ни крики ребенка, ни очевидная праздность гостьи, однако Хонор было неловко, и она настояла, чтобы хоть что-нибудь шить, пока Камфет спит. Впрочем, в подобном изможденном состоянии много она все равно не нашила: руки не слушались, нитки выскальзывали из иголки, а швы получались неровными.
Камфет быстро привыкла к тому, что ее укачивают в кресле-качалке, и мгновенно просыпалась и начинала кричать, если Хонор пыталась переложить ее в большую корзину, которую Белл дала ей вместо колыбели. От постоянного недосыпа Хонор стала раздражительной и плаксивой. Она злилась на собственное бессилие. Мама наверняка знала бы, как успокоить малышку, думала Хонор. И мама, и Джудит Хеймейкер.
Белл наблюдала, как Хонор мучается с вечно орущим ребенком.
— Ей нужна колыбелька, — заметила она.
Хонор молча поджала губы. На следующий день после рождения Камфет Белл известила Хеймейкеров, и Джек приехал в Веллингтон.
Хонор даже удивилась, как сильно она обрадовалась, увидев мужа. Когда он взял спящую Камфет на руки, с гордостью глядя на личико дочери, у Хонор возникло то же самое чувство, которое она испытывала, сшивая отдельные лоскуты и понимая, что они хорошо сочетаются друг с другом.
— У нее твои волосы и глаза, — произнесла она. Это были первые слова, с которыми Хонор обратилась к мужу за несколько месяцев.
Джек улыбнулся с явным облегчением:
— Хорошо снова услышать твой голос.
— И твой. Я по тебе скучала. — В это мгновение Хонор сама верила в то, что сказала.
— Я сделал ей колыбельку. Мать говорит… — Джек помолчал. — Она будет в ней спать, когда ты вернешься на ферму.
Хонор расправила плечи. Словно что-то почувствовав, Камфет проснулась и начала плакать. Джеку пришлось отдать ее Хонор, и ощущение единой семьи исчезло.
— Почему ты ушла? — спросил Джек. — Я очень волновался. Мы все волновались.
Она дала Камфет грудь, и девочка присосалась к ней с такой силой, что у Хонор перехватило дыхание от боли.
— Это было безответственно, — продолжил Джек. — А если бы роды начались в лесу? Ты там одна, вдалеке от людей… Вы обе могли умереть.
— Я была не одна.
Джек нахмурился при напоминании о беглянке. Хонор могла бы снова укрыться в молчании, но она все-таки переборола себя и произнесла:
— Я бы хотела назвать ее Камфет. Камфет Грейс Хеймейкер.
— Почему ты не попросила его привезти колыбельку сюда? — спросила Белл, когда Джек уехал. Наверное, она подслушивала под дверью.
— Это условие Джудит, — ответила Хонор. — Да, они приготовили ей колыбельку. Но только, если я к ним вернусь.
Белл промолчала.
Многие покупательницы, наблюдая, как Хонор бьется над тем, чтобы укачать ребенка, никак не желавшего засыпать, заводили разговор о колыбели. «Прелестная девочка. А где ее колыбелька?» «А что, у ребенка нет колыбельки?» «Вам, милочка, нужна колыбелька». А потом сын одной из покупательниц принес в магазин старую деревянную колыбельку, расписанную вишенками, когда-то ярко-красными, а теперь поблекшими от времени.
— Я сам в ней спал, когда был младенцем, — пояснил он. — Мама берегла ее для внуков. Но я уезжаю, и мне пока не нужна колыбель. А если понадобится, я сделаю новую. Бери. — Он ушел прежде, чем Хонор успела поблагодарить его.
Колыбель была старой, расшатанной, но она качалась, и Камфет в ней уснула. Теперь Хонор могла качать колыбель ногой, а руки были свободны для шитья.
Когда Джудит с Доркас приехали навестить ее — и привезли ей корзину яблок и корзину сыра, — Джудит нахмурилась, увидев старую колыбель. Но ее лицо сразу смягчилось и озарилось улыбкой, как только она взяла на руки свою первую внучку. Хонор сидела, выпрямив спину и сцепив руки, и боролась с желанием выхватить дочку из рук свекрови. Малышка размахивала крошечными ручонками и вертела головой в поисках маминой груди.
Хонор вздохнула свободнее, когда Доркас взяла ее дочь. Она наблюдала за тем, как Доркас качает Камфет на руках, и удивлялась про себя. Она ни разу не видела свою невестку такой довольной.
— В Фейсуэлле поселилась новая семья, — сообщила Доркас. — Из Пенсильвании. У них тоже молочная ферма.
— Такие неугомонные! — Джудит сердито поджала губы. — Даже на собраниях им не сидится спокойно. А отец говорит, словно проповеди произносит.
Они расположились в крошечной кухне в дальнем углу магазина, и Хонор не раз ловила на себе удивленные взгляды покупательниц, которые не стеснялись рассматривать трех женщин-квакерш в скромных платьях, неуместных среди ярких перьев и красочных тканей. Камфет расплакалась, и Хонор забрала дочь у Доркас.
Вечером, когда Джудит и Доркас уехали, а малышка спала в колыбельке, Хонор и Белл принялись за шитье. Хонор пришивала кроличий мех к зеленому зимнему капору, а Белл трудилась над серым капором с подкладкой из голубого шелка.
— А сколько лет Доркас? — спросила Белл, придирчиво разглядывая капор у себя в руках. — Не пойму, перекошен тут край или нет.
— Нет. Она моя ровесница.
— Все-таки перекошен. Черт. — Белл принялась распарывать шов. — Как ты думаешь, почему она заговорила о новой семье в Фейсуэлле?
— Люди часто произносят слова, чтобы не молчать.
— Нет, моя милая, она их не просто так произнесла. Ты ничего не заметила, потому что тряслась над ребенком, но Доркас, когда говорила об этих людях, как-то уж слишком мечтательно улыбалась. А у твоей свекрови был такой вид, словно она съела кислое яблоко.
Хонор перестала шить и посмотрела на нее, ожидая объяснений.
— Все к тому, что Доркас скоро выскочит замуж, — сказала Белл.
Хонор снова взялась за шитье. Ей не хотелось ввязываться в обсуждение чужой жизни. Но она радовалась, что успела закончить все одеяла для Доркас. Ей предстояло сшить еще пять одеял для своего приданого, которого у нее не имелось к свадьбе, но Хонор решила, что сошьет маленькое детское одеяльце для Камфет. Она пока не знала, каким будет узор; сначала ей нужно поближе узнать свою дочь.
* * *
Оправившись после родов, Хонор стала брать Камфет на короткие прогулки по Веллингтону. Большинство жительниц города покупали капоры и шляпки у Белл — а если и не покупали, то частенько заглядывали в магазин посмотреть, что сейчас носят, — поэтому Хонор успела перезнакомиться со многими горожанками, и те кивали ей и здоровались, когда она проходила мимо. Хонор подозревала, что они обсуждают ее между собой, поскольку квакерша, рассорившаяся с семьей, — соблазнительный повод для пересудов. Однако она не позволяла себе оборачиваться и смотреть, как женщины шепчутся, склонившись друг к другу, и поглядывают на нее с жалостью и любопытством. В глаза ей никто ничего не высказывал, с ней все были милы и любезны, а на большее Хонор и не надеялась.
