Хонор сидела очень долго, пытаясь уловить это чувство погружения во внутренний свет, которого ей сейчас так не хватало. Но ее постоянно что-то отвлекало. Разные звуки, какие она обычно не замечала: шелест тлеющих угольков в печке, треск пересохшего дерева где-то в доме, топот копыт и скрип повозки снаружи. Хонор, размышляла об одеяльце для Камфет и подойдут ли для дочки розетки, которые она шила все лето.
Хонор услышала, как кто-то скребется в заднюю дверь. Сквозь небольшое окошко в верхней части двери виднелась коричневая фетровая шляпа, украшенная желтыми и оранжевыми кленовыми листьями.
— Быстрее впускай меня, — попросила миссис Рид. — Пока никто не заметил. — Она прошла мимо Хонор в кухню. — Закрой дверь, — велела она, потому что Хонор от удивления замерла на месте.
Миссис Рид была в мужском пальто и коричневой шали, накинутой сверху. Она протерла очки кончиком шали и оглядела кухню. Когда увидела колыбельку, ее лицо просветлело, а поджатые губы сложились в искреннюю улыбку. Было сразу понятно, что миссис Рид любит детей. Со взрослыми миссис Рид сурова и недоверчива, но при виде ребенка ее сердце тает. Она наклонилась над колыбелькой.
— Здравствуй, малышка. Спит, как маленький ангелочек. Хотя я знаю, какая ты шумная. Слышала про тебя. Камфет — хорошее имя. Мамина радость и утешение.
— Может, присядешь? — Хонор предложила миссис Рид кресло-качалку. Она очень надеялась, что посетительница не разбудит ее дочь. Когда Камфет не спит, разговаривать почти невозможно.
Миссис Рид не воспользовалась креслом-качалкой, а села на стул с прямой спинкой. Она явно пришла по делу, а не просто заглянула в гости. Однако не отказалась от кофе, подслащенного тростниковым сахаром.
— Что ты здесь делаешь, Хонор Брайт? — спросила миссис Рид после того, как отпила кофе, скривилась и положила себе еще сахара. — Ну, кроме того, что портишь хороший кофе. Я даже не знала, что ты сейчас тут, пока Верджини мне не сообщила. Я спрашивала о ребенке у Адама Кокса. Он сказал, что ребенок родился. Но не сказал, что ты в Веллингтоне.
— Как дочка Верджини? — поинтересовалась Хонор, меняя тему.
— Которая кашляла? Уже вылечилась. Перец чили прогонит любую простуду. Они задержались у меня на пару дней и отправились в Сандаски. Наверное, уже там. Если все будет нормально, скоро уедут в Канаду. Но ты не переводи разговор на другую тему. Я пришла не из-за них, а из-за тебя. Почему ты в Веллингтоне, а не с мужем на ферме? — Она пристально смотрела на Хонор.
Прямота миссис Рид не оставила Хонор выбора. Она должна ответить предельно честно.
— Хеймейкеры запрещали мне помогать беглецам, — произнесла Хонор. — Из-за этого я себя чувствовала чужой в их семье. И поняла, что всегда буду чужой.
Миссис Рид кивнула.
— Верджини мне так и сказала. Это единственная причина?
Хонор удивленно смотрела на гостью.
— Думаешь, ты единолично спасаешь всех беглецов? И исход дела зависит от одного куска хлеба, какой ты им даешь, или от одной ночи, которую они проведут у тебя в амбаре? К тому времени, как они до тебя доберутся, они уже пройдут не одну сотню миль. Ты — просто крошечное звено в длинной цепи. Конечно, мы благодарны тебе за все, что ты сделала, но справлялись и раньше, чем ты поселилась здесь в прошлом году, и без тебя тоже будем справляться. Кто-то займет твое место. Или маршруты «подземной железной дороги» изменятся. Мы занимаемся этим уже много лет. И еще долго будем заниматься. Знаешь, сколько рабов на Юге?
Хонор сидела, низко опустив голову, чтобы миссис Рид не заметила слез, уже готовых пролиться из глаз.
— Миллионы. Миллионы! Скольким ты помогла за прошедший год? Человек двадцать, возможно, и наберется. Значит, остается еще немало. И ради этого не следует разрушать семью. Это глупости. Тебе это скажет любой беглец. Они стремятся к свободе, потому что хотят жить как люди. Как живешь ты сама. Ради них ты готова от всего отказаться, а получается, ты насмехаешься над их мечтой.
Хонор уже не пыталась скрыть слез. Они текли по щекам.
— Не знаю, что говорит тебе Белл, но кто-то должен образумить тебя.
— Очень непросто говорить подобные вещи людям, с которыми живешь в одном доме. Потому что вам еще жить в одном доме.
Миссис Рид вздрогнула и обернулась. Белл стояла в дверях, прислонившись плечом к косяку. Теперь, когда она проснулась, ее лицо было уже не таким мертвенно-серым, хотя сероватый оттенок остался.
— Я рада, что ты пытаешься вразумить ее.
— Вот мы с тобой и увиделись, Белл, — произнесла миссис Рид. — Рада знакомству.
— Я тоже, Элси.
— Вы не знакомы? — удивилась Хонор.
— Лучше бы и не знакомиться. Чтобы не привлекать внимания, — ответила Белл. — Но мы знаем друг друга заочно. — Она обратилась к миссис Рид: — Кто-нибудь видел, как ты вошла?
— Я никого не заметила. Меня подвез один человек. Высадил на окраине города, сам ждет в лесу. От леса я шла пешком. На самом деле мне не следовало выбираться так далеко от дома — сейчас это небезопасно. С прошлого года, как только приняли закон, я вообще никуда не выезжала из Оберлина. Но все-таки сделала исключение. Ради нее, — миссис Рид указала на Хонор. — Хотя сама не пойму, что на меня вдруг нашло.
Белл рассмеялась.
— Да уж, она умеет оказывать влияние на людей.
Хонор растерялась и изумленно уставилась на Белл.
— Наверное, такая моя природа: помогать беглецам независимо от их цвета кожи. — Миссис Рид опять повернулась к Хонор: — Но я не хочу, чтобы ты использовала беглецов как оправдание собственному побегу. Если у тебя сложности с семьей мужа, так оставайся и разбирайся с ними сама. Или у тебя проблемы с мужем?
Хонор задумалась над вопросом. Белл принялась ей помогать:
— Он хороший кормилец? Он тебя бьет? Он с тобой нежен в постели?
Хонор кивала или качала головой, хотя женщины и без того знали ответы.
— Он квакер, а значит, не курит, не пьет и не плюется жеваным табаком, — продолжила Белл. — Это уже немало. Так что, черт возьми, с ним не так? Не считая его мамаши.
Белл и миссис Рид ждали ответа. Хонор хотелось, чтобы Камфет проснулась и отвлекла их.
— С Джеком все хорошо, — наконец сказала она. — Просто в этой стране я чужая.
Белл и миссис Рид усмехнулись, и Хонор поняла, что ее заявление прозвучало смехотворно для женщины, которая умирала, и для женщины, чья свобода подвергалась риску.
— Конечно, я благодарна Хеймейкерам за то, что они взяли меня в семью, — продолжила она. — Но я не чувствую, что закрепилась там. У меня ощущение, будто я барахтаюсь, не касаясь ногами земли. В Англии я всегда знала, что твердо стою на земле. У меня был свой дом, свое место в мире.
К удивлению Хонор, обе женщины кивнули с серьезным видом.
