Она завидовала моим доходам и моему положению в обществе — каким бы ни было общество в Лайме, — но она и жалела меня, потому что я никогда не знала мужчины, никогда не чувствовала безопасности, даруемой браком, или тепла младенца у себя на руках. Это уравновешивало зависть, оставляя ее нейтральной и, в разумных пределах, терпимой ко мне. Что до меня, то я восхищалась ее деловым чутьем и способностью находить выход из трудных обстоятельств. Она не часто жаловалась, пусть даже и имела на это право, дарованное трудной жизнью.
К несчастью, Молли Эннинг позволила себе подпасть под чары полковника Бёрча почти в той же мере, что и ее дочь. До этого я всегда полагала, что она хорошо разбирается в людях, и ожидала, что ей удастся разглядеть в Бёрче корыстного интригана, каким он и был. Возможно, подобно Мэри, она чувствовала, что полковник был первой реальной — и, вероятно, единственной — возможностью для ее дочери подняться из тяжелой жизни своего класса в более преуспевающий мир.
Не думаю, чтобы полковник Бёрч изначально намеревался ухаживать за Мэри. В Лайм его пригнала лихорадка, которую испытывают многие и которая побуждает искать сокровища на том берегу, где старые кости с их намеками на более ранние миры стали цениться на вес серебра. Трудно бросить искать допотопных тварей после того, как заразишься этим. Однако полковнику Бёрчу представилась и необычная возможность проводить целые дни с никем не сопровождаемой женщиной, и он не устоял.
Но сначала он должен был одержать победу над ее матерью. Он добился этого, бесстыдно с ней флиртуя, и Молли Эннинг, возможно впервые в жизни, потеряла голову. Стесненная бедностью, Молли в те годы, что последовали за смертью Ричарда Эннинга, наслаждалась своим маленьким счастьем, но испытывала постоянное беспокойство о деньгах и страшилась перспективы быть отправленной в работный дом. Теперь же статный отставной военный целовал ей руку, говорил комплименты по поводу ее домоводства и просил у нее разрешения пройтись по берегу вместе с Мэри. Она, так возмущавшаяся Уильямом Баклендом с его невинными вылазками в обществе Мэри, теперь отбросила всякую осторожность, подкупленная поцелуем и одним или двумя добрыми словами. Может быть, она просто устала постоянно быть начеку?
Лавка, в которой Молли Эннинг продавала окаменелости приезжим, перестала давать прибыль от торговли однообразными образцами, такими как аммониты и белемниты, потому что Мэри перестала собирать другие окаменелости, игнорируя заказы других коллекционеров на морских ежей, грифеи или хрупкие звезды. Хорошие образцы, которые она находила, Мэри отдавала полковнику Бёрчу или поощряла его поднять их самостоятельно. Однако Молли не жаловалась на свою дочь. Я помогала, как только могла, отдавая ей свои находки, потому что собирала я главным образом останки окаменевших рыб, а остальные образцы оставляла другим. Но у Эннингов почти не было запасов, и у них росли долги булочнику и мяснику, а вскоре, с приходом холодов, им предстояло задолжать еще и угольщику. И все же Молли Эннинг ничего не говорила — возможно, время, проведенное Мэри с полковником Бёрчем, представлялось ей инвестицией, которая окупится в будущем.
Поскольку мать ее этого не хотела, я пыталась сама поговорить с Мэри о полковнике Бёрче. При высоком приливе они не могли выходить на берег, и он останавливался в «Трех чашах» или отправлялся в Курзал, куда Мэри, конечно, не ходила. Тогда она или помогала матери, или отчищала для полковника Бёрча его экземпляры, или просто бродила по Лайму в оцепенении. Я встретила ее однажды, когда поднималась по переулку Шерборн-лейн, который вел из центра города на Сильвер-стрит. Я выбирала его, когда не чувствовала себя достаточно общительной, чтобы приветствовать каждого, кто мог повстречаться мне на Брод-стрит. Мэри бездумно шла вниз по этому переулку: глаза у нее были устремлены на Голден-Кэп, а по лицу блуждала улыбка, сиявшая чарующей задушевной радостью. На мгновение мне почти поверилось, что полковник Бёрч мог всерьез ухаживать за ней.
Такой счастливый ее вид уколол мое ревнивое сердце, и, когда она поприветствовала меня, я не стала себя сдерживать.
— Мэри, — спросила я резко, без той предварительной болтовни о пустяках, что облегчает подобные разговоры, — оплачивает ли полковник Бёрч твое время?
Мэри встряхнула головой, словно стараясь пробудиться, и встретила мой взгляд.
— Что вы имеете в виду?
Я переложила корзину, которая была при мне, из одной руки в другую.
— Он забирает все время, что отведено у тебя на охоту. Платит ли он за это? Или хотя бы за те окаменелости, которые ты для него находишь?
Мэри сузила глаза.
— Вы никогда не спрашивали у меня такого ни о мистере Бакленде, ни о Генри де ла Беше, ни о ком-либо еще из тех джентльменов, с которыми я ходила на охоту. Разве полковник Бёрч от них чем-нибудь отличается?
— Отличается, сама знаешь. Хотя бы тем, что другие сами находили свои окаменелости или же платили тебе за те, что ты для них находила. А полковник Бёрч тебе платит?
В глазах Мэри промелькнуло сомнение, которое она тут же скрыла под улыбкой.
— Он сам находит свои антики. Ему не за что мне платить.
— В самом деле? А что же в таком случае ты находишь на продажу? — Не дождавшись от Мэри ответа, я добавила: — Я, Мэри, видела, что за антики лежат на столе у твоей матери на Кокмойл-сквер. Там почти ничего нет. Она торгует сломанными аммонитами, которые раньше ты выбрасывала в море.
Приподнятое настроение Мэри сошло на нет. Если таковым было мое намерение, то я в нем преуспела.
— Я помогаю полковнику Бёрчу, — заявила она. — В этом нет ничего дурного.
— А он за это должен платить. Иначе получается, что он использует тебя ради собственной выгоды и делает твою семью беднее. — Здесь, когда мои слова могли возыметь положительный эффект, мне и следовало остановиться. Но я смогла удержаться от более сильного нажима. — Его поведение не свидетельствует в пользу его характера, Мэри. Лучше бы тебе не общаться с таким человеком, потому что в конце концов это принесет тебе только боль. В городе уже ползут сплетни, причем гораздо худшие, чем когда ты сопровождала Уильяма Бакленда.
Мэри метнула в меня разгневанный взгляд.
— Это все ерунда. Вы совсем его не знаете, не так, как я. Вам бы лучше перестать слушать сплетни, иначе вы сами станете сплетницей! — Оттолкнув меня, она торопливо пошла дальше по переулку.
Никогда прежде Мэри не бывала со мной такой грубой. Раньше она держалась со мной как робкая девушка, а теперь мы словно бы говорили на равных.
Впоследствии мне стало не по себе от того, что я ей сказала, и от того, как это было сказано, и во искупление своей вины я решила заставить себя снова выходить на охоту вместе с Мэри и полковником Бёрчем, чтобы притупить острые языки Лайма. Мэри восприняла мой поступок с благодарностью, потому что любовь сделала ее склонной к прощению.
Вот почему я оказалась с ними у Блэк-Вена, когда они наконец нашли ихтиозавра, которым полковник Бёрч так жаждал пополнить свою коллекцию. Я в тот день почти ничего не находила, потому что была в отчаянии из-за поведения Мэри и полковника Бёрча, которые еще более открыто выражали свою привязанность, чем несколько недель назад: трогая за руку, чтобы прилечь внимание друг друга, перешептываясь, обмениваясь улыбками. На какое-то ужасное мгновение я задалась вопросом: а не уступила ли ему Мэри окончательно? Но потом рассудила: если бы это было так, она не старалась бы вроде бы невзначай коснуться его руки. Я не знала супругов, которые ласкали бы друг друга с такой охотой. Они в этом не нуждались.
