Луиза вернула мне газету.
— Они будут выставлены на предварительный просмотр, — сказала она.
— К Музею Баллока я и близко не подойду, — отрезала я, доставая новый платок. — Я и так знаю, что есть в этой коллекции. Мне нет нужды это проверять.
Но позже, когда мы с Джоном остались наедине в его кабине, обсуждая наше финансовое положение, я перебила его сухое изложение цифр.
— Ты проводишь меня в Музей Баллока? — спросила я, не отрывая глаз от гладкого наутилуса, которого я нашла на монмутском пляже и подарила ему в качестве пресс-папье. — Хочу, чтобы пошли только ты и я. Мне бы лишь проскользнуть туда и осмотреться, вот и все. Остальным знать об этом не обязательно. Не хочу, чтобы они поднимали шум.
Мне показалось, что ему это не очень понравилось, но он скрыл свое недовольство под маской вежливости, как заправский адвокат.
— Можешь на меня положиться, — сказал он.
Несколько дней Джон не упоминал о предстоящей нам вылазке, но я знала своего брата и верила, что он все устроит. Как-то вечером за ужином он объявил, что ему нужно, чтобы на текущей неделе мы зашли к нему в контору и ознакомились с некими документами, которые он для нас подготовил.
Маргарет сделала гримасу.
— Разве ты не можешь принести эти бумаги домой?
— Это должно произойти в конторе, потому что необходимо присутствие коллег, чтобы все засвидетельствовать, — объяснил Джон.
Маргарет тяжело вздохнула, а Луиза промахнулась вилкой, не сумев поддеть кусок трески, так что тот проехался по ее тарелке. Действительно, наш брат, хотя я любила его и уважала, временами казался мне чересчур скучным, особенно после того, как мы переехали в Лайм и стали встречаться не чаще одного раза в год.
— Конечно, — добавил Джон, метнув взгляд в мою сторону, — нет необходимости приходить вам всем. Одна из вас могла бы выступить как представительница ваших интересов.
Маргарет и Луиза посмотрели на меня, надеясь на то, что я их выручу и не откажусь. Я выдержала уместную паузу, потом вздохнула:
— Этим займусь я.
Джон кивнул.
— После мы пообедаем в моем клубе. Четверг тебя устроит?
Четверг был первым днем предварительного просмотра, а клуб Джона располагался на Мэлл-стрит, неподалеку от Музея Баллока.
К четвергу Джон сумел подготовить какой-то очередной документ о правах наследства, который я могла бы подписать, чтобы его уловка не оказалась ложью. И мы действительно пообедали в его клубе, но ограничившись всего одним блюдом, так что в Египетский зал прибыли как раз вовремя. Я содрогнулась, когда мы вошли в желтое здание, где статуи Ирис и Озириса по-прежнему надзирали за входом. Несколько лет назад, увидев там ихтиозавра Мэри, я дала себе клятву никогда туда не возвращаться, какими бы соблазнительными ни были выставленные там экспозиции. Теперь я нарушала этот обет.
Окаменелости полковника Бёрча помещались в одном из малых залов. Хотя они и были представлены как музейная коллекция и разделены на группы сходных образцов — пентакринитов, фрагментов ихтиозавров, аммонитов и т. д., — окаменелости находились не в застекленных шкафах, а просто лежали на столах. Полный скелет ихтиозавра был установлен в центре зала, и при виде его у меня так же захватило дух, как и в ту пору, когда он находился в мастерской Эннингов.
Что удивляло меня даже больше, чем выставка окаменелостей из Лайма в Лондоне, — потому что я уже была свидетельницей такой экспозиции в Британском музее, — так это толпа народа, собравшаяся в зале. Повсюду можно было видеть мужчин, бравших окаменелости в руки, изучавших их, обсуждавших их с другими. Зал гудел от интереса, и я слышала, как колотится мое сердце. Других женщин там, однако, не было, и я цеплялась за руку брата, испытывая некоторую неловкость.
Несколько минут спустя я начала узнавать кое-кого из присутствующих, главным образом тех, кто приезжал в Лайм за окаменелостями и заходил в коттедж Морли, чтобы посмотреть мои находки. Хранитель Британского музея, Чарльз Кониг, стоял рядом со скелетом ихтиозавра — возможно, сравнивал его с тем экземпляром, который за год до этого купил у Баллока. Он ошеломленно обводил взглядом зал. Уверена, он был бы донельзя рад заполучить столько посетителей в залы своего музея. Но его коллекция не предназначалась для продажи, а ведь именно возможность обладания этими диковинами и заставила посетителей тесниться перед столами.
В другом конце зала я заметила Генри де ла Беша и как раз пробиралась к нему, когда услышала, как кто-то окликнул меня по имени. Я вздрогнула, испугавшись, что это мог быть полковник Бёрч, но, повернувшись, я, однако, с облегчением увидела улыбающиеся лицо.
— Мистер Бакленд, как я рада вас видеть, сэр, — сказала я. — Полагаю, вы незнакомы с моим братом: позвольте представить вам Джона Филпота. А это преподобный Уильям Бакленд, он часто бывает в Лайме и разделяет мою страсть к окаменелостям.
Мой брат поклонился.
— Я, конечно же, много о вас слышал, сэр. Вы читаете лекции в Оксфорде, если не ошибаюсь?
Уильям Бакленд кивнул в ответ.
— Да, в самом деле. Для меня большое удовольствие познакомиться с братом леди, к которой я питаю столь глубокое уважение. Знаете ли вы, сэр, что ваша сестра знает об окаменелой рыбе больше, чем кто-либо еще? Она такая умница! Даже Кювье мог бы у нее поучиться!
Я вспыхнула от похвалы, исходившей от такого человека. Брат тоже казался удивленным и поглядывал на меня искоса, словно ища подтверждений только что услышанному.
Подобно многим, Джон считал мое увлечение допотопными тварями причудой, а посему никогда не обсуждал со мной сколько-нибудь основательно те научные знания, что были обретены мною на протяжении многих лет. Джон не ожидал, что меня знают в столь высоких сферах. Я и сама не ожидала такого. Это напомнило мне, что когда-то я недолгое время рассматривала Уильяма Бакленда в качестве своего возможного жениха. Давнишняя мысль об Уильяме Бакленде как о своем супруге теперь вызывала у меня желание усмехнуться.
— Кажется, на этот аукцион собирается весь научный мир, — продолжал мистер Бакленд, — Камберленд здесь, и Сауэрби, и Гринау, и ваш земляк, Генри де ла Беш. А встречались ли вы когда-нибудь с преподобным Конибером, когда он приезжал в Лайм? — Мистер Бакленд указал на мужчину, стоявшего рядом с ним. — Он собирается написать научный труд об ихтиозавре и представить свои открытия Географическому обществу.
Преподобный Конибер поклонился. У него было строгое многозначительное лицо с длинным носом, который, казалось, вперялся в меня, словно указательный палец.
Уильям Бакленд понизил голос:
— Я сам уполномочен бароном Кювье предложить свою цену на целый ряд образцов. В частности, ему нужен череп ихтиозавра для его музея в Париже. Один я заприметил. Хотите, покажу вам?
Пока он говорил, я отыскала взглядом полковника Бёрча — тот держал в руке челюстную кость, показывая ее собравшимся вокруг. Увидев его, я содрогнулась от боли.
