— Все дети, — добавил Андрей.
— Ты не бойся. Я всегда знала, ты муж венчанный… — Варя обошла его на расстоянии вытянутой руки и поспешила на кухню.
* * *
Судьба отвела супругам побыть вместе лишь две ночи да один день. И тот неполный. Поутру князь Сакульский посетил Посольский приказ, где получил запечатанный воском, тяжелый бочонок золота. Утром нового дня он с холопами привычным путем поскакал по Смоленской дороге.
В этот раз Зверев взял в пользование ладью. Обычная ладья вмещала команду в шестьдесят человек и пятнадцать тысяч пудов груза.
[18]
Князь резонно прикинул, что в пустые трюмы две с половиной сотни служилых людей она впустит без особого труда. Если, конечно, с самого начала урезать экипаж человек до десяти-пятнадцати. Вниз по течению с кораблем и десять человек управиться должны, на обратный же путь гребцы найдутся. Князья-бояре работать, может, и побрезгуют, но стрельцы и отроки никуда не денутся, на веслах посидят.
Князь Сакульский уже получил в Дорогобуже известность, как человек, возвращающий из полона татарских невольников — посему хозяин судна легко пошел навстречу его просьбам. Вот только массивная неповоротливая ладья катилась по Днепру куда медленнее ушкуя, ползла долго и нудно и добралась до Крыма только двенадцатого июля, заткнув своей тушей бухточку в расселине под Кучук-Мускомским исаром от края и до края. Андрей в сопровождении холопов поднялся наверх и гордо водрузил тяжелый бочонок золота на южной стене крепости. Однако навстречу ему вместо радостного и дружелюбного Барас-Ахмет-паши пришел угрюмый тощий Таха в неизменном полосатом халате.
— Мой господин пребывает в отъезде из-за важных дел, доверенных ему лично Сулейманом Великолепным, всемудрым и добродетельным.
— Значит, подарочная сабля останется при мне, — тихо отметил себе под нос Зверев и громко спросил: — Это что-нибудь меняет, уважаемый?
— Ничего, русский зимми, — покачал головой турок. — Слово досточтимого Барас-Ахмет-паши священно. Если он поставил подпись под уговором, этот уговор будет исполнен… — И он указал на соседнюю гору, тесную из-за сотен собравшихся там людей. — Однако сроком исполнения назначено пятнадцатое июля в исчислении людей Книги. На сегодня невольники могут быть доставлены не все.
— Три дня мы можем подождать, — пожал плечами князь. — Полгода на хлопоты убили. За трое суток всяко ничего не изменится.
— Это не обязательно, русский зимми, — презрительно усмехнулся уголком губ Тахо. — Процедура обмена длительна. Мы можем начать ее сейчас и закончить к оговоренному дню.
— Тогда давай начнем, — согласился Андрей.
— Хорошо. Тогда во первую главу нам требуется счесть злато и проверить оное на чистоту…
Проверка на чистоту в понимании османа означала, что каждую монету он осматривал, проверял на зуб и скреб ногтями. Ничего особенного — если забыть, что проверить требовалось пятнадцать с половиной тысяч рублей! Начав работу с момента встречи, двое мужчин перебирали золото весь вечер и полную ночь в свете факелов. Лишь перед рассветом они наконец снова запечатали бочонок, залили воском и скрепили его оттиском княжеской печатки и печатью наместника Крыма. Сговорившись встретиться снова через день, переговорщики разошлись. Князь вернулся на ладью, отоспался, поел. К этому времени как раз сгустился вечер — настала пора укладываться снова.
Утром в день Кузьмы и Демьяна князь поднялся на гору, и теперь уже осман отчитывался перед князем в исполнении уговора. Развернув свиток, он вызывал по имени и званию каждого из пленников, тот подходил, подтверждал свое имя собственноручной подписью и отходил. К полудню от жары, голода и однообразия Зверев устал так, что даже не обнялся с отцом, приехавшим вместе с Янша-мурзой. Волокита заняла полный день, от рассвета до заката, но завершилась не так благополучно, как хотелось: на скале не хватило упомянутых в списке трех стрельцов, одного новика и одного боярского сына. Их дожидались весь следующий день, утром же шестнадцатого июля тощий Таха вернул откупщику четыреста рублей.
— А где люди? — не понял Зверев.
— Нет, — лаконично ответил осман. — Вот, я вписал поименно, кого не продано… Коли все, тогда заверяй.
Князь Сакульский поставил под свитком размашистую подпись, и свиток исчез в тубусе с позолоченными крышечками. Прощаться с зимми турок счел ниже своего достоинства. Просто ушел, показывая, что разговор окончен.
— Слушай меня, служивые! — громко объявил Андрей. — Внизу нас всех ждет ладья с пустыми трюмами. На ней домой и пойдем. Посему вниз спускайтесь.
— Умучимся в трюме чахнуть! — тут же возразили ему из толпы. — Так доберемся.
— Так нельзя! С османами урядились морем уплывать. Обратно в полон попасть хотите?
— Какой полон, коли выкупили? В полон токмо на меч взять возможно.
— Слово царское нарушить хотите? Морем уговорено отсюда плыть!
Однако служивые люди про армейскую дисциплину явно никогда не слыхали и приказам следовать не желали. Руганью и угрозами Зверев убедил большую часть выкупленных полонян спуститься на ладью. Однако не меньше двух десятков бояр уперлись и плыть по воде отказались наотрез. Захотели выбираться сами. Причем в этом желании их поддержали те самые крымчаки, у которых они и сидели в неволе. Татары обещали невольников проводить и защитить.
— Ну и хрен с вами, — в конце концов смирился князь и побежал вниз.
Боярин Лисьин ждал его на причале. Обнял, похлопал по плечам:
— Добился-таки своего, сын! Горжусь. И мурза доволен. Лоснится весь, ровно пирожок румяный. Тебе подарок передать велел… — Василий Ярославич протянул ему ерихонку — с замшевым алым флажком, бармицей из толстых крупных колец, покрытую тонкой арабской вязью, сплетающейся в изречения из Корана. Так, во всяком случае, заподозрил Андрей. — Сказывал, такую голову, как у тебя, беречь надобно. В гости наведаться обещал.
— Думаю, мы успеем первыми, — злорадно усмехнулся Андрей, забежал на борт, широко перекрестился: — Господи, неужели это все наконец закончилось?!
Его радость не могла погасить даже острая боль, поселившаяся в голове.
— Ну все, православные… Отчаливай!
Семь дней
Разумеется, грести против течения на тяжелой ладье куда труднее, чем на узком стремительном ушкуе. Особенно если половодье не позволяет проскакивать пороги и маневрировать под парусом. Может быть, поэтому у порогов ладью покинули больше полусотни служивых, предпочтя купить лошадей
[19]
и двигаться дальше своим ходом, благо русское порубежье было уже не очень далеко, а татарских шаек большому отряду опасаться не стоило. Еще с десяток освобожденных пленников отстали в Литовском княжестве. Из двух с половиной сотен православных воинов в Дорогобуже сошли с борта немногим больше полутора сотен. Из которых еще полсотни сразу разъехались по своим поместьям. На пути в Москву отвернули к домам еще пара десятков, и в конечном итоге до столицы князь довел всего семьдесят человек. Правда, даже их продемонстрировать в Кремле Андрей не смог — разошлись. Потому Зверев с докладом в Посольский приказ сразу и не поехал. Спешить все равно было уже некуда. Сперва князь обнял жену и детей, попарился, отоспался. Пообщался с отцом, собрал его в дорогу, проводил.
