Он достал лист с чистовым рисунком и расчетами и стал прикидывать, каким должен выйти круг, чтобы на него хватило ткани.
— Ты, никак, княже, парус сшить задумал? — заглянул ему через плечо Риус.
— Что ты сказал? — вскинул голову Андрей.
— Ну, холстины купил, ровно на чайку. У меня про веревки прочные спрашивал… Рисунок вот с раскроем.
— Паруса! — хлопнул себя по лбу князь. — Ну конечно же! Паруса тут где-нибудь шьют?
— Есть место на том берегу… Да его видно, во-он тот амбар, — указал куда-то за Вуоксу корабельщик. — Там и парусины всегда запас, и канатов пеньковых…
— Парусина мне не подойдет. Толстая, тяжелая. А вот если они сшить смогут…
— Да запросто! Заказов-то ныне нет. Кто к сезону готовился, давно все отладил. А попортить снасти никто еще не успел. Коли приплатить, так завтра уже готово будет.
— Тогда чего стоишь? Вези!
И уже на следующий день Андрей держал в руках самый настоящий парашют. Пусть из холста, а не из шелка, пусть с льняными стропами, а не капроновыми — но выглядел он в точности так, какими далеко в детстве князь видел эти купола по телевизору. Тут же был и маленький вытяжной, уже намертво пришитый к центральному отверстию.
— То, что надо, — кивнул князь, хлопая седого мастера по плечу. — Я его сейчас сложу, как нужно, а ты мне из парусины сумку с лямками сошьешь. И стропы… Канаты эти к лямкам тоже пришей крепко-крепко.
— Тебе помочь, княже?
— Назад! — отогнал холопов Зверев, помня, что от правильной укладки парашюта зависит жизнь прыгуна. — Я сам.
— Какая забавная снасть, Андрей Васильевич, — вместе с Пахомом отступил Риус. — Нечто в Крыму к таким интерес?
— Нет, торговая душа, в Крыму интерес к воску, пеньке, салу… Токмо татары его не сами берут, его европейские купцы перекупают. Оружие они еще охотно берут, броню… Но такое басурманам продавать грех.
— Ты хочешь загрузиться пенькой и салом, княже?
— Нет, Риус, мне совершенно не до таких раздумий. Сам займись. Коли серебра не хватит трюмы забить, подброшу немного. Но от хлопот этих меня уволь.
— Тут, в Колыване, товар токмо через две недели появится, — оживился Рыжий. — Ты когда отправиться задумал, княже?
— На пару дней завернем, Полину предупрежу… — Андрей поморщился. Оставаясь с женой, он старался улыбаться, быть вежливым и ласковым. Но знала бы она, как тяжело быть спокойным и доброжелательным, когда в голове непрерывно взрываются бомба за бомбой. — Предупрежу — и вперед. Через Белоозеро. Думаю, товар можно закупить и там.
— Можно и там, — согласился корабельщик. — А ты, Пахом, свою долю добавить не хочешь?
— А мне прибыток ни к чему, — отмахнулся дядька. — Меня князь кормит.
Видимо, княгиня что-то почувствовала сразу. Еще только встречая вместе с девочками ушкуй, она заглянула в глаза Андрея и сразу спросила:
— Опять?
— Это ненадолго, милая, — на подобный прямой вопрос и отвечать легче. — У воеводы письмо. Понимаешь, поручитель мой, что из новиков еще в боярскую разрядную книгу переводил. Князь Михайло Воротынский. Он в ссылке сейчас, в Белозерье. Нужно его навестить… Ермолай, кстати, где?
— На горке храмовой в пятнашки бегает. Так коли в Белоозеро — может, и мы с тобой?
— Там же ссылка, милая. Зачем детям-то все это видеть?
— Недоговариваешь ты чего-то, батюшка, — покачала головой Полина.
— И торг еще небольшой мы задумали. И еще кое-какую мелочь… Но это недолго, хорошая моя. Скоро вернусь. Вот те крест, быстро.
— Ладно, — вздохнула княгиня. — Коли так, пойду тебя собирать. С ратным делом уходите или без?
— Без, Полюшка, без. Большой припас ни к чему.
— Коли без рати, так и то слава Богу, — перекрестилась княгиня. — Мужняя жена, а из двенадцати месяцев что ни год одна.
Человек предполагает, а Господь располагает. Лихой ладожский шторм, налетевший невесть откуда, скомкал планы путников, и от причала они отвалили лишь в день Кузьмы-морковника, когда по обычаю на Руси сеют морковь и свеклу.
[25]
После непогоды ветер переменился, и в первый же день ушкуй промчал все буйное озеро от берега до берега, и даже проскочил на несколько верст вверх по Свири. Места здесь считались неспокойными, и причаливать не стали. Тем паче что на борту княжеской яхты имелись и мягкая постель в небольшой, но выстланной коврами каюте, и стол, и отдельный сундучок с вином и провизией, и даже пара книжек в дорогу. Молитвенник и Жития святых.
Поутру двинулись дальше, и за двое суток пробились в Онежское озеро — чтобы в первый же день повернуть в Вытегру и опять ползти против течения. Но ко второму вечеру ушкуй добрался до волока, к полудню нового дня дружная бригада перетащила его на сверкающих салом салазках в Ковжу, и уж тут, вниз по течению, путники к вечеру оказались на Белом озере. Правда — у противоположного от Белозерского монастыря берега.
Сказать, что Кирилло-Белозерский монастырь — крепость, значит не сказать ничего. Монастырь превосходил размерами такие города, как Смоленск или Великие Луки, а некоторые башни его были столь велики, что и в московском кремле подобных не отстроено. За шатрами башен сверкали золотом десятки церковных луковок. Кирпичные стены вырастали прямо из воды, отражаясь в низких пологих волнах, а вот купола — рассеивались, желтея в воде слабым невнятным маревом.
Примерно треть монастырского острова находилась за пределами монастыря. Здесь стояли амбары и навесы, от берега выступали далеко в воду множество причалов, пока еще совершенно пустых. Как водится, братия держала богатое хозяйство и вела широкий доходный торг. Больше никаких построек и палисадов округ не имелось. Да оно и понятно: в таком огромном подворье места для всех хватало и внутри.
— Риус! — окликнул корабельщика Зверев, когда ушкуй подвалил к одному из причалов. — Трюмы на тебе. У меня тут иных хлопот довольно.
— Всегда с радостью, Андрей Васильевич! — весело отозвался Рыжий. — Загрузим по самое не балуй!
Ворота монастыря ничем не уступали московским. Две арки, причем почему-то разной высоты и ширины, могучая надвратная церковь с собственной звонницей. Правда, здесь, в отличие от стольного града, ворота были сложены из камня, а не срублены из дерева. Никакой стражи, естественно, не имелось. Однако Зверев искал не какого-то служку, а родовитого князя, и потому первый же остановленный смерд тут же указал:
— Князь Михайло? Дык, за церковью Введенской обитает, вон там, по дороге сей до патриарших палат, и влево маненько. Там дом приметный, с сосками деревянными на крыльце.
По «соскам» — резным деревянным полуаркам — Андрей узилище друга своего и нашел. Князь Михайло томился в ссылке в бревенчатом двухэтажном строении на четыре печи, с шестнадцатиоконным фасадом и встроенной каретной палатой. Въездную арку на боковой стене было трудно не заметить даже издалека.
