«Любите ли вы танцевать босиком? Мечтаете ли втайне о романе с психиатром? Если бы существовал космический туризм, полетели бы вы на Марс?»
Женщины дружно взялись отвечать, уютно устроившись на диване, им казалось, что анкета их ни к чему не обязывает. На самом же деле Ревсон сделал очень умный и хитрый ход. С редкостным коварством он объединил два взаимоисключающих типа, секс-символ и девочку-паиньку, в единую мисс «Fire and Ice». Исподволь женщинам внушалось, что в нынешний век тратить деньги на удовольствия — совсем не грех.
Только и было разговоров, что о «Fire and Ice»… Акции фирмы Ревсона росли не по дням, а по часам, так что даже Мадам приобрела их.
— Если этот тип принесет мне прибыль, зачем стесняться?
Между тем на сцену рвалась новая соперница Елены, которая еще доставит ей немало хлопот. Ее появления никто не ждал, поначалу казалось, что она ничего собой не представляет, однако вскоре ее час пробил.
Жозефина Эстер Менцер, известная впоследствии как Эсте Лаудер, родилась в 1908 году в Квинсе в еврейской семье; ее предки — выходцы из Венгрии и Чехии. У ее отца Абрахама была скобяная лавка. Помогая ему, девушка научилась торговать и красиво упаковывать товар. Ее дядя по отцу Джон занимался изготовлением кремов. Эстер внимательно наблюдала, как он варил их в кастрюльке на плите. Так понемногу дядюшка Джон обучил ее своему ремеслу.
В начале тридцатых годов Жозефина Эстер вышла замуж за торговца тканями Жозефа Лаутера, еврея из Австрии. Их брак не был безоблачным. В 1932 году после рождения сына Леонарда они разошлись, затем через десять лет поженились снова, и у них родился второй сын Рональд. Постепенно Эстер Менцер Лаутер превратилась в Эсте Лаудер через «д» и под этим именем выпустила несколько кремов. В 1946 году она открыла небольшое семейное предприятие.
Сперва выпускали всего четыре вида косметической продукции: два крема, очищающий лосьон и освежающее молочко. Долгое время справлялись со всем своими силами. Кроме Эсте, ее мужа, двоих сыновей, невестки и нанятой секретарши, принимавшей заказы по телефону, других работников не было. Мало-помалу ассортимент расширялся. Приглядываясь к двум своим маститым конкуренткам, Эсте заметила, что она гораздо красивее их, а главное, моложе. И сообразила, как важно создать о себе легенду, которая покорит всех вокруг. Она стала наведываться в салоны и косметические магазины, очаровывать и завлекать покупательниц, благо язык у нее был хорошо подвешен. Ведь ничто не ново в розовых джунглях.
Каждой даме, покупавшей у нее что-либо, Эсте дарила образчик нового крема в изящной крошечной упаковке, и та была в восторге. У Эсте была железная воля, а умением лгать она превосходила Елену и Элизабет, вместе взятых. Она рассказывала, будто ее родители — богатые католики (в роду матери Эсте действительно были крещеные евреи), владевшие роскошным домом с конюшнями и парком, будто в детстве за ней присматривала няня-итальянка, а в город возил личный шофер. Как быстро забылась скобяная лавка отца!
В 1953 году Эсте перешла в наступление: выпустила первые духи и назвала их «Youth Dew», прекрасно зная, что один из лучших кремов мадам Рубинштейн называется «Skin Dew»… Мадам поняла, что перед ней серьезная противница. Парфюмерия — мощная, быстро развивающаяся индустрия; можно обожать духи или их ненавидеть, но никто никогда не бывает к ним равнодушен.
Арден называла Эсте «девкой из подворотни» и считала ее ужасающе вульгарной. Елена тоже питала к ней острую неприязнь. Но так или иначе, с Лаудер приходилось считаться, ведь она поднялась до их уровня.
Чтобы победить наверняка, Елена обратилась за помощью к «отцу рекламы» Дэвиду Огилви — англичанину, открывшему в 1948 году в Нью-Йорке рекламное агентство на Мэдисон-авеню. Именно он изобрел множество приемов, что и поныне используются в рекламе, открыл немало ее законов и вскоре стал непререкаемым авторитетом, диктатором рекламных агентств и средств массовой информации. Огненно-рыжий, с пронзительным взглядом синих глаз, он обладал безупречными аристократическими манерами, но говорил довольно напыщенно. Носил он твидовые костюмы и неизменный галстук-бабочку.
Ежедневно ровно в пять часов вечера горничная приносила чай к нему в кабинет. Он курил без конца: трубку, сигареты, дорогие сигары. Умел очаровывать, соблазнять, подавлять интеллектом. Ездил на «роллс-ройсе» с личным шофером. Перед его обаянием не могли устоять ни женщины, ни мужчины, будто он был кинозвездой. Непредсказуемый, эксцентричный, он действительно постоянно играл, превращая работу в непрерывное шоу.
Елена Рубинштейн обратилась к нему одной из первых.
— Потрясающая женщина, я восхищаюсь ею беспредельно! — провозгласил он, властно отметая антисемитизм, очень распространенный в рекламной среде к его величайшему возмущению.
Два гениальных постановщика, одержимых поисками верного сценического образа, встретившись, не могли не проникнуться взаимным уважением. Мадам попросила Огилви помочь Хоресу и Саре Фокс, занимавшимся рекламой фирмы. Сам того не желая, Дэвид мгновенно проник в хитросплетение сложных внутрисемейных интриг. Он и не предполагал, что мать и сын избрали его арбитром для разрешения давнего конфликта. Несчастный Хорес! Никто из окружения Елены не страдал так от ее бешеного нрава. Его положение в фирме оставалось наиболее шатким.
Он всецело зависел от материнской воли. Мать то поручала ему ответственные задания, назначала на высокий пост, давала неограниченные полномочия, то мигом всего лишала. Она требовала мнения сына, а потом показывала другим менеджерам его проекты и ни один из них не осуществляла. Или позволяла их воплотить тайком от него, пристально приглядывая за всем и тормозя процесс, передавала дело в чужие руки, и в конечном счете все лавры доставались не ему. Самые блестящие идеи сына считала неразумными и нелепыми, не доверяла ему ни в чем. Ей казалось, что Хорес — чудаковатый мечтатель, оторванный от жизни.
Ему уже перевалило за сорок, тонким умом и мощной интуицией он пошел в Елену, но по-прежнему ощущал себя подростком из-за отсутствия какой-либо стабильности и невозможности управлять собственной жизнью. Мадам, импульсивная и властная, подавляла младшего сына с младенчества. Хорес был уверен, что мать никогда не понимала его.
Она относилась к нему как к собственности, требовала абсолютного повиновения, а сама была с ним капризной, непредсказуемой, жестокой — никому так от нее не доставалось. Его имя она произносила с величайшей иронией, хотя не без тайной нежности. Не стеснялась повторять повсюду, что младший сын у нее «гениальный псих», начисто лишенный деловой хватки. Хорес в ответ публично жаловался на то, что мать дорожит лишь теми, кто ее обирает. По правде сказать, он и сам частенько выманивал у нее деньги с непревзойденным мастерством. Мадам надеялась, что сын изменится, образумится, но все воспитательные беседы неизбежно перерастали в скандал.
Когда Хорес занялся психоанализом, гнев Елены был неописуем. Она отослала его психоаналитику все панические письма сына, что он присылал ей на адрес фирмы. Справедливости ради заметим, Хорес действительно то и дело попадал в чудовищные ситуации. К примеру, в начале пятидесятых он связался с чернокожей танцовщицей, а та оказалась подружкой гангстера. Бандит начал его шантажировать. Тогда Хорес организовал похищение преступной пары и какое-то время держал обоих в заложниках. Его арестовали, и несколько дней он провел в тюрьме. История наделала в Нью-Йорке много шума. Елена рвала и метала.
