Михримах принялась вспоминать не свое подчинение, а удовольствие, которое получила; это было куда приятней. Чем дольше вспоминала каждый волшебный миг, тем больше понимала, что жаждет повторения, готова на что угодно, чтобы снова почувствовать горячее тело и столь же горячие ласки.
Услышав, что принцесса зашевелилась, в спальню заглянула Хикмат.
– Госпожа, вы проснулись?
– Да. Помоги мне.
Служанка ловко обернула госпожу простыней, быстро прикрыв две другие, на которых расплылось красное пятно.
– Хикмат, а где Рустем-паша?
– Его вызвали к Повелителю, госпожа.
– Давно?
– Сразу как встал.
Не спрашивать же служанку, когда встал паша! Михримах только плечиком дернула.
– Вели приготовить хаммам!
– Все готово, госпожа.
Принцесса старательно делала вид, что ночью ничего не происходило, служанки тоже. Ее осторожно вымыли, умастили тело благовониями, одели во все чистое и новое.
Хикмат не выдержала, языком зацокала:
– Как вы хороши, Михримах Султан! Рустем-паша, небось, и глаз не мог сомкнуть?
Михримах только фыркнула:
– Что ты язык распустила?
Но раздражения в ее голосе не заметно, значит, служанка права.
– Рустем, тебе удалось покорить Михримах? – чуть улыбнулся Сулейман. Рустем, мысленно отметив его родственное обращение, покачал головой.
– Она покорилась, но не желает этого признавать. Буду делать вид, что пока нет…
– Сочувствую, – рассмеялся султан. – Я знаю свою дочь и могу представить, сколько сил и терпения понадобится тебе, чтобы справиться с этой красавицей.
– Результат того стоит.
Рустем постарался скрыть блеск в глазах; не признаваться же султану в ночном сумасшествии, когда они были близки трижды? Это ненормально для девушки, только что ставшей женщиной, но Михримах была так горяча и прекрасна, что муж просто не выдержал.
– Хороша? – снова с трудом спрятал в бороде улыбку Сулейман.
Султан очень скромен в интимной жизни, об этом знал весь гарем, и то, что он расспрашивал, означало особое отношение отца к дочери. Рустем понимал, что болтать не следует, потому лишь кивнул:
– Лучше не бывает…
Больше разговоров на эту тему не было. Но султан распорядился:
– Сегодня же отправляйся в Бурсу, там нужно решить несколько вопросов.
– Сегодня?
– Да. Не бойся, такая разлука ненадолго только поможет.
Знать бы ему, чем все обернется, сказался бы больным, забрал Михримах с собой, просто отказался ехать, рискуя навлечь гнев Повелителя, но Рустем согласно кивнул:
– Как прикажете, Повелитель.
К тому времени, как он пришел домой, Михримах уже побывала в хаммаме, пришла в себя и с замиранием сердца ждала следующей ночи. От одной мысли о ее приближении султаншу бросало в жар.
Она провела полдня в таком возбужденном состоянии, готовая в любую минуту перейти от смеха к слезам. Рустем куда-то ушел, не сочтя нужным сказать ей куда. Это было обидно, хотя принцесса понимала, что так будет; но не в первый же день!
Михримах уже немного опомнилась, когда к ней вдруг приехала мать. Роксолана немного беспокоилась за неуравновешенную дочь и правильно делала.
– А где твой супруг?
– У него с утра дела! – пожала плечами Михримах.
– Был ли он бережен с тобой? Горяч?
Михримах стала пунцовой, страшно на саму себя досадуя:
– Да!
Роксолана улыбнулась:
– Не стыдись, это у всех так впервые. Ты довольна?
Не успевшая отхлынуть от лица кровь снова бросилась в щеки Михримах:
– Да.
– Ну и хорошо, значит, будут красивые дети. Только мужа не разглядывай, чтобы ребенку не навредить.
– Какому ребенку?! – ахнула дочь. – У меня уже будет ребенок?!
– Все в воле Аллаха, доченька. Главное, что тебе близость с мужем не противна.
– А бывает противна?
Роксолана вздохнула:
– Бывает и так…
– У вас было? – Глаза Михримах подозрительно сузились.
Вот теперь полыхнула, хотя и не так заметно, мать:
– Нет, я была влюблена в Сулеймана.
Михримах обратила внимание на то, что мать назвала отца по имени, это было крайне редко, вернее, никогда. Принцесса смутно помнила с детства, что дважды слышала такое, когда была совсем маленькой.
Договорить не удалось, вернулся Рустем. Хотя о чем говорить? Роксолана убедилась, что у любимицы все хорошо, все сложилось с мужем. Не знала она, что до «сложилось» еще далеко.
– Хуррем Султан… Михримах Султан… – приветствовал женщин Рустем.
Роксолана не закрылась при нем яшмаком, как делала раньше, все же теперь нечужой. Но у Рустема хватило ума не обращать на это внимания, лишь глаза скосил.
– Рустем-паша, зачем вас звал к себе Повелитель? Или это государственная тайна, недостойная женщин?
Рустем склонил голову:
– Что вы, Хуррем Султан, разве от вас могут быть тайны в нашей империи? Единственная тайна – вы сама.
Никогда Рустем не произносил столько льстивых слов сразу, но он и впрямь уважал эту непостижимую женщину.
– Повелитель приказал мне сегодня выехать в Бурсу и решить несколько насущных вопросов.
– Когда? – ахнула Михримах.
Рустем перевел взгляд на жену, вздохнул:
– Сегодня.
Роксолане достаточно было мимолетного взгляда, чтобы понять, как этим двоим не хочется расставаться хоть на день, что нельзя их разлучать.
– Я поговорю с Повелителем, попрошу, чтобы поехал кто-то другой или чтобы Рустем-паша смог отправиться через несколько дней. Не думаю, чтобы там были столь срочные дела.
Но тут уже взвилась Михримах:
– Зачем? Рустем-паша вполне может ехать, не настолько устал! Зато отдохнет от торжеств.
Вот зачем сказала? Пусть бы мать попросила за них. Но досадовать поздно, слово не птица, обратно в клетку, за зубы, не вернешь.
Визирь, который без конца в поездках, собрался быстро. Роксолана ушла, предоставив супругам прощаться самим.
– Михримах, я вернусь скоро. Завтра разберусь с делами и сразу обратно.
– А что я буду делать?
Он поднял ее голову за подбородок, посмотрел в глаза:
– Ждать. Будешь ждать?
– Буду…
