— Как ты его назвала?
Она, как бы сердясь на себя, прижала пальцы к губам, но ее серые глаза смеялись.
— Маленький мастер Тюдор со своей мамочкой, мадонной Маргаритой Бесконечного Самовосхваления! — охотно повторила она.
Я не выдержала и рассмеялась, но все же замахала на нее рукой.
— Что ты, молчи! Он же не может себя переделать. Он вырос в ссылке, а мать тайком постоянно внушала ему, что он достоин королевского трона. Человек может пользоваться своим обаянием и притягивать к себе других, только если он уверен в себе самом, а Генриху уверенность в себе совершенно не свойственна.
— Вот именно, — сказала мать. — Потому-то и ни у кого нет уверенности в нем как в правителе государства.
— Но кто же все-таки может возглавить повстанцев? — как бы размышляя вслух, спросила я. — Ведь не осталось никого из взрослых Йорков и никого из их боевых командиров. И наследника у нашей семьи нет… — Но мать молчала, и я решила еще немного поднажать: — У нас ведь нет наследника, не правда ли, мама?
Она отвела глаза, не желая встречаться с моим вопрошающим взглядом, и уклончиво сказала:
— Эдвард Уорик — вот наш наследник. А еще из Дома Йорков у нас имеется Джон де ла Поль, твой кузен, и его младший брат Эдмунд. Оба они племянники моего мужа Эдуарда, как, впрочем, и Эдвард Уорик.
— Но Джон и Эдмунд — сыновья моей тетки Элизабет, — заметила я, — а это уже наследство по женской линии! Вот Эдвард — действительно сын герцога королевской крови. Это отнюдь не то же самое, что сыновья герцогини. Кстати, Джон де ла Поль присягнул Генриху на верность и является членом его тайного совета. И Эдмунд тоже. А наш бедный маленький Тедди, хотя и он принес королю клятву верности, сидит в Тауэре! Хотя все мы дали слово, что он ни в коем случае против Генриха не пойдет. И научили Тедди хранить верность новому королю. Только все зря. И, по-моему, у Дома Йорков больше нет сыновей, способных возглавить восстание… или есть?
Мать пожала плечами.
— Откуда мне знать. Все вокруг твердят о каком-то герое — то ли призраке, то ли спящем святом, то ли реальном претенденте на трон; твердят так упорно, что вполне можно поверить: где-то и впрямь есть наследник Йорков, который до поры до времени скрывается далеко в горах подобно королю Артуру и ждет лишь сигнала к бою, чтобы восстать со своего ложа. Что ж, люди любят мечтать, и, по-моему, мешать им в этом не стоит.
Я взяла ее за руки.
— Мама, пожалуйста, давай наконец скажем друг другу правду. Я ведь не забыла ту ночь, ту страшную ночь, когда мы отправили в Тауэр вместо моего брата Ричарда маленького подменыша, мальчика-пажа, купленного нами у каких-то бедняков.
Она смотрела на меня так, словно я грежу наяву, как те люди, которые надеются, будто король Артур может восстать из гроба и прийти им на помощь. Но я действительно хорошо помнила того бедного мальчика с лондонских улиц, которого нам продали его родители, а мы заверили их в том, что ребенок нам нужен всего лишь для небольшого спектакля и вскоре будет благополучно им возвращен. Я собственными руками надевала на этого мальчика шапку и закутывала ему лицо шарфом; я сама учила его не говорить ни слова, притворяясь, будто у него болит горло. А тем людям, которые пришли за Ричардом, мы сказали, что это и есть принц, только он болен, охрип и говорить совсем не может. Никому тогда и в голову не пришло, что мы осмелимся вместо своего мальчика отправить в Тауэр подменыша. Разумеется, нам поверили. И старый архиепископ Томас Буршье сам взял мальчика за ручку и увел его, а потом всем говорил, что принц Ричард теперь живет в Тауэре вместе со своим старшим братом.
Озираться и проверять, нет ли кого поблизости, мать не стала; она и так знала, что мы одни. Но даже наедине со мной, разговаривая шепотом, она не решилась ни подтвердить, ни опровергнуть мое предположение.
— Я помню, как ты отправила в Тауэр того маленького пажа, а моего брата отослала прочь, — страстно прошептала я. — Ты велела мне никому ничего об этом не рассказывать. Я и не рассказывала; и тебя ни о чем больше не спрашивала. Я никогда и ни с кем не разговаривала на эту тему, даже с родными сестрами. Лишь однажды ты сказала мне, что он в безопасности. А однажды ты призналась, что сэр Эдвард Брэмптон привозил его к тебе. Но вспомни, я ни разу не просила тебя рассказать мне о нем что-то еще!
— Он надежно спрятан, окутанный молчанием, — только и сказала моя мать.
— Значит, он все-таки жив? — Я твердо решила проявить настойчивость. — Скажи, он жив? Он собирается вернуться в Англию и занять свой трон?
— Он в безопасности, но только потому, что жизнь его окутана молчанием, — повторила она.
— А не он ли — тот мальчик в Португалии, о котором говорил мне Генрих? — предположила я. — Тот самый, посмотреть на которого отправился в дальний путь мой дядя Эдвард? Не его ли считают пажом сэра Эдварда Брэмптона?
Мать умоляюще посмотрела на меня — казалось, она непременно сказала бы мне правду, если б могла.
— Откуда мне знать? — снова сказала она. — Откуда мне знать, что за мальчик в Португалии называет себя принцем Йоркским? В Лиссабоне? Это ведь так далеко отсюда! Но я бы, конечно, сразу узнала его, если б увидела; в этом я совершенно уверена. Но, скорее всего, я никогда его не увижу.
Лондонский Тауэр. Весна, 1487 год
Весь королевский двор перебрался в Сити, который жужжал, как улей, просыпающийся навстречу весне. Было такое ощущение, словно в городе только и говорят что о принцах, герцогах королевской крови и о том, что Йорки вновь поднимают голову подобно упорному плющу, вновь выбросившему побеги, покрытые свежей листвой. Каждый «совершенно точно» слышал, что у Йорков где-то есть наследник, и этот мальчик сейчас то ли находится на корабле, плывущем в Гринвич, то ли скрывается в потайной комнате Тауэра под каменной лестницей, то ли идет во главе войска из Шотландии, чтобы сменить на троне своего зятя Генриха; а некоторые уверяли, что сестра юного принца, королева Елизавета, держит его при себе в королевском дворце и ждет лишь подходящего момента, чтобы предъявить его своему ничего не подозревающему супругу. Говорили также, что принц служит в Португалии пажом у какого-то богатого англичанина; а также — что он сын бедного лодочника из Фландрии. Ходили слухи, что принц спит где-то на далеком острове и питается лишь яблоками,
[41]
собранными в Графтоне, в старом доме его матери, вдовствующей королевы. Впрочем, многие считали, что принц сидит в Тауэре вместе со своим кузеном Эдвардом Уориком. Внезапно на свет появились тысячи мальчиков-претендентов, размножившихся, точно бабочки весной, и мелькавших, как пылинки в солнечных лучах; казалось, эта призрачная армия ждет лишь слова, чтобы собраться вместе и ринуться на Тюдоров. А Тюдоры, уверенные в своей победе — которую одержали в самом сердце Англии на растоптанном в грязь поле близ Босуорта, — и в том, что им уже ничего не грозит, поскольку дорогу в Лондон они уже проложили, вдруг почувствовали, что угодили в западню, ибо их со всех сторон окружили полчища странных блуждающих огоньков и неуловимых волшебных существ. Все вокруг твердили о каком-то наследнике Йорков, и каждый клятвенно уверял, что знает того, кто собственными глазами видел этого наследника. Повсюду, куда бы Генрих ни направился, он замечал, как при его приближении стихает даже шепот; однако слухи, передаваемые из уст в уста, упрямой волной катились впереди короля и следом за ним, похожие на легкий шум дождя, предвещающего грозный ливень. Жители Англии с нетерпением ждали, когда принц Йорк объявит себя миру, и тогда те, кто его поддерживает, поднимутся, и эта волна, подобно весеннему паводку, затопит весь мир пышным цветением белых роз.
