Голос его дрожал, и я сразу вспомнила тот день, когда точно такие же гвардейцы в ливреях тащили Тедди вниз по лестнице, а я не могла их остановить, не могла спасти его.
— Тебя хотел видеть сам король, — успокоила я его, — так что стражники сразу распахнут перед тобой двери, как только ты подойдешь поближе. Не бойся, просто подойди к дверям.
Тедди посмотрел на меня, и застенчивая улыбка осветила его лицо внезапной надеждой.
— Они распахнут передо мной двери, потому что я граф?
— Да, потому что ты граф, — тихонько подтвердила я. — Но не только поэтому. Самое главное, что таково желание короля. В данном случае важно именно это. Только смотри, не забудь непременно сразу же сказать, что ты верен нашему королю Генриху.
Мальчик энергично закивал.
— Обещаю, что не забуду! Я и Мэгги это пообещал, когда она говорила, что я должен так поступить.
* * *
Процессия, протянувшаяся от лондонского Тауэра до собора Святого Павла, выглядела в высшей степени непринужденной; она вполне сознательно была лишена всякой официальности, и создавалось ощущение, будто вся королевская семья каждый день пешком ходит через весь город, чтобы помолиться в соборе. Рядом с нами шли йомены-гвардейцы, окружив нас довольно плотным кольцом, но выглядели они при этом скорее как наши домашние слуги, которые вместе с нами отправились к мессе. Генрих возглавлял процессию и шел рука об руку с моей матерью, демонстрируя всем и каждому единство нынешнего короля с бывшей королевой; моя свекровь, королева-мать, предпочла идти рядом со мной, всячески подчеркивая ласковым со мной обращением, что бывшая принцесса Йоркская полностью влилась в семью Тюдоров. Следом за нами шли мои младшие сестры и Сесили с мужем; теперь все видели, что больше не осталось ни одной принцессы Йоркской, достигшей брачного возраста, которая могла бы стать яблоком раздора. Следом за Сесили шел наш кузен Эдвард; он шел один, чтобы люди, столпившиеся по обе стороны улицы, могли хорошенько его разглядеть. Одет он был очень красиво, но выглядел неуклюжим, то и дело спотыкался, особенно в первые минуты. Мэгги и мои младшие сестры Анна, Кэтрин и Бриджет шли следом за Тедди, и Мэгги с трудом сдерживала желание подойти к младшему брату и взять его за руку, как она всегда делала прежде. Но весь путь до собора Тедди полагалось пройти в одиночку, без поддержки, без принуждения, по собственной воле следуя в свите короля Генриха Тюдора.
Наконец мы оказались под мрачными сводами собора Святого Павла и остановились у алтаря, готовясь слушать торжественную мессу. Огромная толпа лондонцев заполнила все остальное пространство. Генрих ласково положил руку Эдварду на плечо и что-то шепнул ему на ухо; мальчик кивнул головой и, послушно преклонив колена и поставив локти на бархатную молельную подушку, поднял глаза к алтарю. Все остальные тут же чуть отступили назад, словно давая ему возможность помолиться, а на самом деле давая возможность всем прочим увидеть, что Эдвард Уорик — истинно верующий, что он всей душой предан своему королю и, самое главное, пребывает под его опекой. Теперь все видели, что Эдвард Уорик находится не в своем фамильном замке и вовсе не собирается поднимать боевые знамена и вести армию против нынешнего короля. Все видели, что он отнюдь не в Ирландии и не готовит там мятеж; что он не скрывается во Фландрии у своей тетки, герцогини Бургундской, и не готовит вместе с нею заговор против Генриха. Нет, Эдвард Уорик был здесь, в Лондоне, где ему и полагалось быть, в кругу своей семьи, королевской семьи. И вот сейчас он, коленопреклоненный, истово молился Богу.
После службы мы пообедали вместе со священнослужителями и пешком направились по берегу реки обратно. Эдвард уже несколько освоился и даже улыбался, мило беседуя с моими сестрами. Однако затем Генрих велел ему идти рядом с Джоном де ла Полем — ему хотелось показать, что оба кузена Йорка находятся в его свите и служат ему. Впрочем, Джон де ла Поль был верен Генриху с первого дня его воцарения на троне; он постоянно находился при нем и был членом его тайного совета, входя, таким образом, в самый близкий круг советников короля. Его преданность королю была всем хорошо известна, так что его соседство с Эдвардом Уориком могло о многом сказать тем любопытствующим, что выстроились вдоль пути нашего следования или же свешивались из окон у нас над головой. Каждый мог видеть, что самый настоящий Эдвард Уорик идет рядом с самым настоящим Джоном де ла Полем; каждый мог видеть, что они мирно беседуют и явно направляются из церкви домой, как самые обычные двоюродные братья. Каждый мог видеть, как счастливы эти кузены, влившись в новую семью, семью Тюдоров; как счастливы все мы — я, молодая королева, моя мать и моя сестра Сесили, недавно ставшая женой одного из родственников леди Маргарет.
Генрих приветливо махал рукой лондонцам, столпившимся на берегу реки, и то и дело просил меня держаться к нему поближе и никуда не отходить. Эдварду было приказано идти рядом со мной — каждый должен был видеть, что мы стали единым целым, что Генриху Тюдору удалось сделать почти несбыточное: принести в Англию мир и положить конец этой «войне кузенов».
И вдруг какой-то дурак в толпе во все горло заорал: «За Уорика!» Это был старый боевой клич, и я вздрогнула, опасливо глянув на мужа. Я ожидала увидеть, что Генрих в ярости, но он продолжал улыбаться как ни в чем не бывало, и его рука, поднятая в величественном приветствии, даже не дрогнула. Я быстро посмотрела в ту сторону, откуда донесся тот клич, и увидела в задних рядах толпы небольшое замешательство: похоже, того, кто это выкрикнул, швырнули на землю и стали пинать ногами.
— Что там такое? — нервно спросила я у Генриха.
— Ничего, — сказал он. — Не стоит обращать внимания на такую ерунду. — И он неторопливо и величественно направился к своему барку, где на корме возвышался королевский трон. Придворные, естественно, потянулись за ним. Когда все взошли на борт, Генрих, не вставая с трона, легким движением руки подал сигнал к отплытию.
Дворец Шин, Ричмонд. Весна, 1487 год
Однако многих не убедило даже то, что они видели собственными глазами. Сторонников оппозиции становилось все больше. Не прошло и нескольких дней после нашего шествия по улицам Лондона с улыбающимся Эдвардом Уориком в окружении «любящих родственников», как вновь появились те, кто готов был поклясться, что наследник Йорков бежал из Тауэра, причем именно во время этой торжественной процессии, и теперь скрывается в Йоркшире, выжидая, когда можно будет выступить против тирана и узурпатора Генриха, незаконно занявшего королевский трон под знаменем красного дракона Тюдоров.
На лето мы перебрались из столицы в Шин, но Эдварда Генрих из Тауэра так и не выпустил, так что мальчик остался в Лондоне.
— Разве я могу взять его с собой? — убеждал меня Генрих. — Разве можно хоть на минуту усомниться, что существует целая армия желающих захватить его, как только он окажется вне мощных стен Тауэра? А как только его захватят и увезут отсюда, следующее, что мы услышим о нем, будет начало нового мятежа, во главе которого будет стоять именно он со своей армией!
