Мать пожала плечами.
— Но ведь, с его точки зрения, существует целая сеть заговорщиков. Так что, разумеется, это не все.
— Но он мне рассказывал только об этом. Ни он, ни его мать мне не доверяют.
Услышав это, мать рассмеялась.
— Да они даже собственной тени не доверяют! С чего им тебе-то доверять?
— Но ведь я его жена и королева!
Она покивала, но с таким видом, словно это не имело почти никакого значения. Потом спросила:
— И куда же, как ему кажется, отправился Джон де ла Поль?
— Возможно, к тете Маргарет, во Фландрию.
Что ж, для нее это явно не явилось сюрпризом.
— И ему удалось благополучно отплыть от английских берегов?
— Насколько я знаю, да. Но, матушка…
Она, услышав в моем голосе страх, тут же смягчилась.
— Да, моя дорогая, ты, конечно, волнуешься. Тебе страшно. Но я думаю, все вскоре переменится.
— А как же мой сын?
— Артур родился принцем, этого у него никто не отнимет. Да никто и не захочет отнять это у него.
— А мой муж?
Она опять рассмеялась, причем довольно громко.
— Ну, хорошо, признаюсь: твой Генрих был рожден коммонером.
[44]
Возможно, коммонером он и умрет.
— Мама, не могу же я допустить, чтобы ты развязала войну против моего мужа! Ведь мы договаривались, что благодаря этому браку в стране установится мир, ты сама хотела, чтобы я вышла замуж за Генриха. А теперь у нас есть сын, который и должен стать следующим королем Англии.
Моя мать встала, сделала несколько шагов по тесноватой келье, затем выглянула в окно; окно было проделано в стене довольно высоко от пола и выходило на тихую лужайку и маленькую монастырскую церковь.
— Возможно, так и будет. Возможно, королем будет Артур. У меня, правда, никогда не было такого предчувствия. Мне не дано видеть будущее. Но, вполне возможно, это будущее именно таково.
— А какие предчувствия у тебя были? Можешь ты мне сказать? — спросила я. — Ты можешь сказать мне, что нас ждет?
Она обернулась, и я заметила, что глаза ее затуманены слезами, но она улыбалась.
— Ты хочешь, чтобы я предсказала будущее? Как ясновидящая? Как это делала моя мать? Или ты хочешь, чтобы я, будучи участницей некоего заговора, рассказала тебе об этом? О том, что готовлю мятеж и предательство?
— Мне все равно! — воскликнула я. — Как ясновидящая, как заговорщица — как кто угодно! Неужели ты — или кто-то другой — не можешь сказать мне, что происходит в стране, что нас ждет?
Она покачала головой и сказала только:
— Я и сама еще ни в чем не уверена.
— Мне пора идти, — в раздражении бросила я. — Надо поймать приливную волну, чтобы вовремя добраться до Шина. Кстати, вскоре мы отправляемся в путешествие по стране.
— Куда именно? — тут же спросила мать.
И я поняла: если я ей скажу, она непременно воспользуется этими сведениями. Она напишет нашим врагам и в Англии, и за морем, которые сейчас собирают войско, готовясь воевать с Генрихом. И если я сейчас скажу ей хоть слово, это будет означать, что и я тоже действую в интересах Йорков, что я шпионю для Йорков против моего собственного мужа.
— В Норидж, — сквозь зубы проронила я. — Мы едем туда на праздник Тела Христова. Ну что, теперь, когда я тебе это сказала, мне следует ожидать нападения?
— Ага, значит, Генрих считает, что вторжение начнется на восточном побережье, — даже как-то радостно заметила мать. — Вот, значит, чего он ожидает.
— И чего же он, по-твоему, ожидает?
— Он едет в Норидж вовсе не на праздник. Он едет туда, чтобы подготовить восточное побережье к вторжению.
— Так вторжение все-таки будет? И армия прибудет из Фландрии?
Она поцеловала меня в лоб, не отвечая на мои испуганные вопросы, и сказала:
— Немедленно перестань волноваться. Тебе совершенно не нужно ничего знать об этом.
Мать проводила меня до ворот, а потом мы еще прошли немного вместе вдоль внешней стены до пирса, далеко выступавшего над рекой Некингер; у пирса меня ждала лодка, качаясь на приливной волне. На прощанье мать поцеловала меня, и я опустилась перед ней на колени, чтобы она меня благословила. Ее теплая рука мягко легла на мой капюшон, и она ласково сказала:
— Благослови тебя Господь, детка. Приезжай со мной повидаться, когда вернешься из Нориджа. Если, конечно, сможешь. Если тебе разрешат.
— Мне будет очень одиноко без тебя, — напомнила я ей. — У меня, конечно, есть Сесили, и Анна, и Мэгги, но без тебя я все равно чувствую себя одинокой. Да и младшие мои сестренки очень по тебе скучают. А моя свекровь уверена, что я обманщица и вместе с тобой участвую в заговоре; муж мой тоже во мне сомневается, и я должна со всем этим жить, жить в их окружении и постоянно чувствовать, что все они следят за мной! А тебя никогда нет рядом…
— Это ненадолго, — заверила она меня, и я почувствовала, что вечный источник ее уверенности ничуть не иссяк. — И потом вскоре ты снова сможешь приехать ко мне или — кто знает? — мне удастся отыскать способ навестить тебя.
* * *
Мы вернулись в Ричмонд вместе с приливной волной, и сразу за излучиной реки я увидела на причале высокую тощую фигуру. Это был король, я еще издали его узнала. Генрих явно ждал меня, и теперь я не знала, как поступить: то ли приказать лодочнику развернуть лодку и плыть обратно, то ли все-таки причалить к пирсу. Мне бы следовало догадаться, что он непременно сумеет вызнать, куда я направилась. Не зря предупреждал меня мой дядя Эдвард, утверждая, что наш нынешний король всегда все знает. Мне бы следовало также догадаться, что Генрих не примет моих лживых оправданий по поводу дурного самочувствия и непременно станет расспрашивать мою кузину Маргарет, а также потребует, чтобы она немедленно пропустила его к жене.
Слава богу, на пирсе с ним рядом не было ни его матери, ни придворных. Он стоял там один, точно встревоженный внезапным исчезновением жены супруг, а не исполненный подозрений король. Как только наша маленькая лодка ткнулась носом в деревянные сваи, мой грум выпрыгнул на причал, намереваясь помочь мне подняться, но Генрих небрежно отодвинул его в сторону и сам подал мне руку, помогая вылезти из лодки. Затем он бросил лодочнику золотой, и тот даже на зуб монету попробовал, не веря, что она настоящая, а потом поспешно отплыл от берега и исчез во тьме и речном тумане.
— Тебе следовало все-таки сказать мне, что ты хочешь навестить мать, и я бы отправил тебя куда более удобным способом, на барке, — только и сказал Генрих с легким упреком.
— Извини. Но мне казалось, ты не хочешь, чтобы я ее навещала.
