Вскоре лагерь пришёл в движение. Тишина нарушилась говором, звяканьем доставаемого из походного обоза оружия. Завжикала сталь по точильным камням, многие мужчины, готовясь к бою, по древнему обычаю пращуров обривали головы, оставляя на темени только длинную прядь волос – оселедец.
Потом все снова собрались в круг у сверкающего угольями костра. В центр поляны вышли те, кого сегодня должны были посвятить в воины. Среди молодых парней были Светозар, Жилко и ещё несколько юношей, общим числом девять человек.
Когда на Коло отец Велимир объявил о посвящении, Светозара охватило сильное волнение. Перед очами вновь явственно возникли подробности той первой стычки, о которой ему никогда не забыть, так как оплошал он в ней изрядно.
Случилось это в самом начале похода, после всех печальных событий: уничтожения воинской слободы и гибели Мечислава, когда Светозар ещё не вполне оправился от горя.
Чтобы не ехать по самой жаре, был сделан дневной привал. После полудня вернулись дозорные и сообщили, что путь впереди свободен, но следует поторопиться, успеть засветло пройти немалый прогон. Стали живо собираться, а когда повозки двинулись в путь, выяснилось, что две последние телеги со съестными припасами запаздывают. Дородная и крикливая баба Ганна – коструня и повариха, – уперев руки в бока, стала громогласно высказываться, что есть все горазды, а как помочь собраться, так некому.
Светозар с Ивицей соскочили с отъезжающей повозки и принялись помогать бабе Ганне и возничему другой телеги деду Славуте укладывать кухонный скарб. Общими усилиями кое-как управились, и дед Славута, посадив под козырь своей телеги Ивицу со Светозаром, взял под уздцы одну из лошадей, а баба Ганна – другую. Пока возились, головной обоз уже скрылся за холмом.
Дед Славута вывел лошадь на дорогу и намеревался взобраться на передок телеги, как вдруг перед ним возник невесть откуда взявшийся здоровенный чернявый мужик. Одной рукой он выхватил поводья, а другой ударил возницу в лицо. Старик даже ойкнуть не успел, как отлетел в кусты. Чернявый мужик стал разворачивать телегу, а его поделыцики – один кряжистый и низкорослый, а другой худой, в засаленной одежде с выбитыми передними зубами – ухватились за другую телегу, осаживая вздыбившуюся лошадь и тесня растерявшуюся от неожиданности повариху.
– Эгей, Осмол! – окликнул беззубый чернявого, шипя и присвистывая при разговоре. – Тут кули с припасами и баба, они нам сгодятся, а?
– Ещё как сгодятся, – весело прогудел чернявый, довольный лёгкой добычей. – Подсоби-ка ей, Свищ, сесть в повозку, чтоб ножки не натрудила, да руки свяжи про всякий случай!
Дружки расхохотались, а чернявый в это время заглянул под козырь и обнаружил там подростков. Светозар почувствовал, как крепкая рука ухватила его за ворот рубахи и вышвырнула вон из телеги, как щенка. Он едва успел пригнуть голову и округлить тело, чтоб не зашибиться, катясь колесом в колючий терновник. А чернявый, которого дружки именовали Осмолом, уже опять заглядывал вглубь, говоря:
– Да тут он не один, ещё кто-то хоронится, ну-ка…
Светозар вскочил и ринулся было вперёд, но сильный удар в ухо снова опрокинул его на траву. Кроме растерянности, ещё и тягучий страх стал растекаться по мышцам и суставам, которые вмиг предательски ослабели, а колени и пальцы рук начали противно подрагивать. Он чувствовал, что делает всё не то и не так, как нужно, и от этого волновался ещё больше.
Молодой разбойник, влепивший Светозару добрую затрещину, спокойно шагнул к нему, чтоб добавить ещё пару раз по рёбрам, для верности. Светозар крутнулся на спине и встретил его ударом двух ног в щиколотку. Потеряв равновесие, противник упал, и юноша набросился на него, нанося удары, которые, однако, были такими слабыми и неточными, что не лишили разбойника чувств, а лишь расквасили ему нос.
– Отпусти! Отпусти меня! – донёсся испуганный крик Ивицы, которая изо всех сил вцепилась в козырь, а чернявый мужик тянул её за руку.
Светозар метнулся к ним и с разбегу ударил мужика в подколенный изгиб. Тот осел на пятки, но тут же выхватил из голенища засапожный нож и, как озлобившийся зверь, пошёл на подростка. Молодой с разбитым носом преградил путь сзади, а чернявый, зарычав, уже поднял свой широкий нож с заострённым концом. Он на миг застыл в этой позе, а потом вдруг переменился в лице, будто удивился, и рухнул, как подсеченное дерево, на землю. Вместо него перед Светозаром предстала разъярённая баба Ганна с толстым железным вертелом в руках, на котором поджаривали дичину или вешали над костром тяжёлый медный котёл с варевом. Расправившись с чернявым, Ганна стала надвигаться на молодого, который, утирая кровь из разбитого носа, попятился от «скаженной бабы». От Ганны действительно исходила такая решимость и ярость, что даже без вертела в руках она была страшнее грозовой тучи.
– Ах, вы ж розбышаки проклятущие, шо удумалы! Честных людей грабуваты та диточок каличиты. Усих зараз повбываю!
Светозар оглянулся в сторону второй телеги. Беззубый стоял на коленях, покачиваясь из стороны в сторону, и громко стонал, держась за челюсть. Низкорослый удирал в лес, прихватив с собой куль гречки. Молодой с разбитым носом, увидев, что Светозар подобрал выпавший из рук Осмола засапожный нож, а гром-баба с тяжёлым вертелом уже близко, развернулся и, как заяц, борзо помчался через кусты, только треск и шелест раздавались в лесных зарослях. В это время на дороге появилось ещё несколько разбойников. То, что они увидели, лишило их на некоторое время дара речи. Четверо их дружков должны были забрать две телеги у бабы и старика, чего проще? Вместо этого чернявый Осмол лежал ничком, не подавая признаков жизни, Свищ стоял на коленях, мотая головой и мыча что-то нечленораздельное, двоих других и вовсе не было видно. Возле повозок возвышалась грозная баба с тяжёлым железным прутом в крепких руках и стоял отрок с ножом. Из телеги выглядывала перепуганная дивчина.
Послышался топот копыт.
Дед Славута, выползший из кустов, узрел всадников и отчаянно замахал руками:
– Сюда, скорей! Они тут!
Эти крики вывели искателей лёгкой наживы из оцепенения. Увидев быстро приближающихся вооружённых конников, они, не сговариваясь, кинулись врассыпную и вмиг исчезли в зарослях. Старик подбежал к своей телеге, остановился, запыхавшись, подхватил повод и ещё раз крикнул всадникам:
– Вон туда побегли разбойники, дожените их, хлопцы!
Когда настигли своих и посыпались расспросы: «Что случилось, почему замешкались, кто кричал?» – дед Славута и баба Ганна принялись рассказывать о происшедшем, живописуя подробности.
– Як оти двое хотели воз повернуть, я спочатку растерялась, а потом такэ зло взяло. Тому щербатому, шо хотив мэнэ связать, як дала, проклятущому, по щелепу, так вин и хрустнул. Розбышака вжэ ни крычаты, ни лаятысь нэ миг. А я взяла з возу железяку, хотила другого приложить, та вин утик. А тут дывлюсь, той здоровенный на дытыну з ножэм идэ, то я його от души приласкала…
Все смеялись, подзадоривая Ганну.
– Те лихие люди деда Славуту благодарить должны, если б не стал он кричать: «Сюда! Сюда!» – то и им бы по рёбрам перепало!
