— Отец, — тронул он за плечо Велимира.
Велимир никак не отреагировал. «Во как нас сморило!» — мелькнуло в голове Чеслава. Он попытался растормошить отца сильнее, но безуспешно. И только несколько мгновений спустя он заметил темное пятно, расползшееся на рубахе Велимира, а потом увидел, что из груди отца, там, где находится сердце, торчат два ножа… Он узнал их сразу. Один нож был его, с вырезанной на ручке охотой на волка, тот, что отец подарил ему на посвящение, а второй — Ратибора, подаренный Велимиром ранее, на посвящение старшего сына.
Отец мертв!!!
Чеслав судорожно вдохнул воздух и тут же, почувствовав от этого вдоха невыносимую боль в груди, попытался его выдохнуть, но не смог. Он открыл рот, чтобы криком выдавить из себя раскаленное железо, которое разрывало его грудь. Однако крика он не услышал. В его ушах стояла тишина…
Только когда Чеслав почувствовал, как чья-то сильная рука дернула его за плечо, и увидел перед собой Ратибора, он оборвал свой крик.
— Ты чего?! — Ратибор оторопело смотрел на него.
Чеслав перевел взгляд на тело отца. Тогда и Ратибор увидел… и понял… Брат как подкошенный упал на колени перед мертвым родителем. Ратибор не кричал. Он молча смотрел на отца.
Так они и сидели, застыв, — два брата перед телом убитого отца.
Чеслав словно во сне видел, как на поляне из тумана появились люди, их соплеменники. Они что-то говорили им, показывая на тело Велимира, что-то спрашивали, трясли их за плечи. Но Чеславу было не до них. У его отца из груди торчали два ножа! Его и Ратибора!.. Он и хотел бы остановить этот кошмарный сон, проснуться, но, сколько ни силился, — не мог. Затем пришедшие взяли тело отца и понесли, а их с Ратибором повели следом.
В этом сне они дошли до городища и вошли в ворота. Со всех сторон к процессии стал сбегаться встревоженный народ. Женщины, мужчины, старики, дети. Женщины, завидев их, пугались и начинали плакать, а мужчины о чем-то горячо спорили… У их дома навстречу им выбежала Болеслава и от увиденного замахала руками, зашлась плачем и опустилась на землю.
«Когда же закончится эта пытка и я наконец проснусь?» — билось в голове Чеслава.
Чеслав очнулся от того, что в тишине вдруг услышал свое имя. Возле него стоял Ратибор и, крича в самое ухо, звал его:
— Чеслав!
— Не кричи, Ратибор, уху больно, — попросил брата Чеслав.
— Что с тобой? Я зову, зову тебя, а ты словно спишь с открытыми глазами.
Только теперь Чеслав заметил, что они находятся в клетушке, где обычно хранилось общинное зерно. Прошлогоднего зерна осталось мало, и эта бревенчатая кладовая смогла вместить их с братом.
— А почему мы здесь? — Чеслав с недоумением посмотрел на брата.
— Нас заперли здесь. — Ратибора раздражало состояние и вопросы младшего брата.
— Зачем?
— Потому… Потому как… — Ратибор, еще больше рассердившись, стал метаться по ограниченному пространству клетушки. Но потом, взяв себя в руки, с тяжелым вздохом произнес: — Потому как думают, что это мы… убили отца.
— Убили отца?.. — повторил Чеслав.
«Значит, это не сон. И все происходило на самом деле. Я проснулся и увидел… отца. И два ножа в его сердце — мой и Ратибора…» — пронеслось в голове Чеслава, и он почувствовал, как ледяной холод пробежал по его спине.
— Значит, это не сон… — прошептал он.
— Да какой сон?! Опомнись, Чеслав!.. — снова сорвался Ратибор. — Я проснулся от твоего крика и увидел тебя, орущего над отцом. А в его груди были наши ножи!
— Я тоже проснулся. И не увидел вас. А потом… нашел отца…
— Теперь в городище думают, что это мы его…
Чеслав посмотрел на Ратибора, как будто видел его впервые. На лице брата, под глазами, залегли глубокие тени. На лбу, между бровей, прорезалась глубокая морщина. Желваки под кожей ходили ходуном. От горя он как будто стал старше. Всегда внешне спокойный, он и сейчас старался сдерживать себя, но, очевидно, боль от потери была слишком велика и поэтому выплескивалась наружу.
— Понимаешь? Они думают, что это мы!..
— Ополоумели они, что ли?.. — возмутился Чеслав. Кровь бросилась ему в лицо. — Но ты им сказал, что мы этого не делали?
— Сказал. — В голосе брата Чеславу послышалась какая-то обреченность.
— А они?
Ратибор устало опустился рядом с братом. Помолчав, ответил:
— Собирают совет родов, старейшин. Будут решать-судить…
— Да что тут судить? — взвился Чеслав. — Искать надо! Да не увидеть мне больше солнца, я сам готов разорвать голыми руками того, кто это сделал!
Ратибор снова тяжело вздохнул и заскрежетал зубами.
— Чеслав… А если это и правда… мы?.. — Было видно, что именно этот вопрос мучил Ратибора сейчас, как больной зуб. И задать его брату для него было нелегко. — Я ведь не помню ничего… Мы, кажется, спорили с ним, а потом я как в яму провалился.
— Я тоже… не помню, — задумчиво произнес Чеслав, а затем горячо и убежденно добавил: — Но знаю, уверен, что мы этого не делали, не могли. У нас бы руки отсохли скорее. Великие не допустили бы этого!
— Я тоже в этом уверен. Но кто-то же его убил!
Ближе к вечеру на поляне у капища, где совсем недавно проходила церемония посвящения, собрался совет рода и племени, а также старейшины. С важностью и степенностью расселись они полукругом на пнях и колодах. Здесь были все самые уважаемые и мудрые мужи, удостоенные чести быть в совете. На почетном месте восседал волхв Колобор, слово и мнение которого были очень весомыми.
Когда все были в сборе, на поляну привели Ратибора и Чеслава. При их появлении среди почтенных соплеменников прокатился приглушенный рокот. Несмотря на постигшее их горе, посеревшие лица и глубоко залегшие под глазами черные круги, братья держались с достоинством. Они открыто и безбоязненно смотрели в глаза собравшимся.
Вести совет поручили Зимобору, отцу красавицы Зоряны. Преисполненный важности, он неспешно поднялся со своего места, сделал шаг вперед и, обведя глазами всех присутствующих, произнес своим хрипловатым голосом:
— Славим Даждьбога Сварожича, отца и защитника нашего!
— Славим! — дружно подхватил совет.
— Почтенные соплеменники, члены совета, уважаемые старейшины, — обратился Зимобор к совету. — Собрались мы сегодня по печальному поводу. Горе постигло наше племя. — Помолчав, он прокашлялся и продолжил: — Славный сын рода своего Велимир отправился в мир предков наших, память им светлая.
— Светлая и долгая память! — вразнобой повторили остальные.
— Но ушел Велимир от нас не потому, что пришел его час, а потому, что чья-то подлая рука — или руки — оборвала нить его жизни. Обезглавила его род.
