— Девка в доме всегда не прибыль, а убыль… — пробурчал он, нахмурив лоб. — И не век же ей в вашей семье быть. Все одно мужику отдадите…
— Так это по нашей воле и выбору, — перебил его Вячко.
— Можно подумать, что парни вашего племени никогда девок чужих не умыкали, — начал заводиться Чеслав.
— Умыкали!.. Но Неждана — моя сестра.
Чеслав резко подался в сторону Вячко, да так, что потревожил свои раны, но в пылу не обратил на это внимания.
— А приди я даже с дарами за ней, так меня бы в вашем селении скорее уж разорвали из-за лютой ненависти меж родами нашими, чем приняли и отдали мне. Разве не так?
— Так! — выкрикнул Вячко.
Ох, как же у Чеслава зачесались кулаки! Он даже вскочил на ноги, но опять сдержался. Помолчав, юноша, словно переступив через какую-то препону в себе, произнес:
— Я не обижу ее и жалеть буду. — И совсем уж тихо, почти шепотом добавил: — Люба она мне…
На лице Вячко мелькнула кривая ухмылка, но затем внезапно исчезла. Чеслав после своего признания чувствовал себя неловко рядом с тем, кому открыл душу и сокровенное, а потому счел за лучшее выйти из схованки.
«Зачем открылся чужаку? Глупец!» — ругал сам себя Чеслав. Он блуждал по округе и давил ногами красноголовые мухоморы, вкладывая в это пустое занятие всю свою злость и досаду.
Когда он вернулся, Вячко долго молчал, о чем-то думая и беспокойно ворочаясь на своем месте, а затем сказал:
— Я сестре худого не желаю и помыслить о том не могу… — Помолчав, он продолжил: — Может, ты и был бы для нее хорошим мужем, про то ее спросить надо, да вот вражда между предками нашими помеха непреодолимая. И проклятие меж нами лежит давнее. А кто волю предков своих чтить не станет, тот и сам проклят будет. Знаешь ведь? И не встретиться ему в городище небесном с предками своими… — Вячко запнулся, а после паузы все же договорил: — А потому и я за обиду, тобой нанесенную роду нашему, отомстить пришел.
Чеслав, смерив его взглядом, спокойно ответил:
— Не моя вина и не ее, что род´ы наши собачатся. И что предки наши не поделили что-то промеж собой.
— Однако против кровной общины не пойдешь! — выпалил Вячко, а потом сказал насмешливо: — Да и тебя твое племя, видать, не жалует, коль со мной тут скрываешься.
Чеслав поморщился, словно от удара, и зло огрызнулся:
— То мое дело.
Сказал и замолчал. Вячко тоже не стал говорить больше — сил не было. Каждый из них задумался о своем, но были мысли и об общем: о той, которая их разделяла и связывала…
Лишь на следующий день, когда слабый свет снова проник в их укрытие, Чеслав сам решил нарушить затянувшееся молчание:
— Ты вот все говоришь, что пришел мне за сестру отомстить. Пусть так… Но зачем… на родню мою… руку поднял? Аль оттого, что я тебе не по зубам оказался?
Насупился Вячко. Растеребил его болючую рану ненавистный соперник, снова ударил по задетому самолюбию и гордости.
«Вон как бахвалится, гад!» — подумал, а вслух сквозь зубы произнес:
— Пускал я стрелу несколько раз в твою сторону, правда твоя, парень. Да жаль, не достал, хоть я и не последний стрелок, а в племени своем, может, и лучший. Будто сам леший тебе помогает или еще кто… — От досады Вячко стукнул по камню рукой и не поморщился. — А родню твою и соплеменников, окромя старика, что за мной гнался, не трогал, говорил ведь уже.
— Не верю.
— Твое право. Вот я весь перед тобой: не в силе — в твоей воле. Хочешь — лиши жизни, страха перед смертью у меня нет, приму достойно. Признаю, ты верх надо мной одержал, да и жизнь спас там, на реке, хоть не просил я тебя и не рад тому вовсе. И лучше пореши меня сейчас, потому как только оправлюсь, все одно мстить тебе стану.
«Упрям, ретив да дерзок вроде меня. Битый, а мстить собирается! Однако близок локоток, да не укусишь. Может, связать его? Хотя пока что и так справиться с ним смогу. А как силу набирать станет, надо все же подумать о том», — отметил про себя Чеслав.
— Чего еще от тебя ожидать можно? — пробурчал Чеслав. — Говорят, что вы своего Перуна человеческими жизнями кормите. Правда то?
— Брехня!.. — возмущенно гаркнул Вячко, но, помолчав, продолжил: — Раньше, сказывают, так и было. Но на моей памяти не требовал Великий Перун такой жертвы.
— А коль потребует?
— Великому отказа не будет, сам знаешь.
Чеслав знал, что другого быть и не могло, и если бы Великий Даждьбог потребовал… Но Великий был добр к их племени, что к детям малым, и Чеславу трудно было бы даже представить, чтобы он мог пожелать подобной жертвы… А вот Перун — защитник рода Буревоя…
— То-то у нас про ваш род страхи разные рассказывают, что младенцев вашему идолу скармливаете да девок непорочных на жертвенник ему в суженые отдаете, — проворчал Чеслав. — И прокляли вас за кровожадность вашу, наверное.
— Сказал же, нелепица то. Да уж и не вашему роду про милосердие сказывать, — огрызнулся Вячко. — Я ведь, пока тебя выслеживал и наблюдал за округой вашей, повидал кое-что и понял… И в том, что в городище у вас неладное что-то происходит, вины моей не ищи, парень. Сами друг друга, как звери, грызете.
Не выдержал Чеслав насмешливого взгляда соперника, вынужден был отвести очи. Резанули юношу, что песок в глаза, слова Вячко. И оттого сильнее, потому как в словах тех была большая доля правды. И думал он о том же не раз. Его ведь самого соплеменники по лесу подобно оленю гоняют. И это-то горше всего. — И что ж ты такое высмотрел? — спросил он Вячко, глянув на чужака исподлобья.
— А то…
Чеслав ждал продолжения, а Вячко, очевидно, назло сопернику замолчал, как будто и не говорил ничего, и стал с большим вниманием рассматривать каменные стены их укрытия, уже до боли обоим намозолившие глаза. Словно увидел там нечто новое и весьма интересное.
— Ну говори, раз уж рот открыл. А может, чего сбрехать хотел? — утратил терпение Чеслав.
— С чего бы мне брехать? — Вячко наконец перевел на него взгляд. — Да ты и сам про многое ведаешь. Сам ведь за своими сородичами издали тайно подсматриваешь. Все кого-то выследить хочешь. Я видел, как ты хоронился то у городища, то у капища, да вот сам подобраться к тебе не смог… Но ты-то, я так разумею, за своими приглядываешь не от добра. — В глазах чужака блеснули огоньки злорадства.
«Еще и потешается, злыдень!» — возмутился Чеслав. Его жгло внутри, но виду он не подал.
— Я для своих сородичей худого не мыслю. Да и они мне… А гонят меня, потому как правды не ведают. — И, посчитав, что опять почему-то сильно разоткровенничался с этим пришлым, зло бросил: — Да и не твое это дело чужинское, в нашу жизнь соваться.
Вячко даже вскинулся от такой несправедливости.
— Да вы тут хоть все перережьте друг дружку да пережрите, я только возрадуюсь! — воскликнул он. — Да Перуна Великого возблагодарю за то. Сам ведь просил поведать, что видел я, оттого и говорю.
