— Уж мне-то не понимать то, — все так же тихо ответила ему сестра. Но в голосе ее слышалось несогласие. — Говорит, что люба я ему…
Да она вроде как защищает его, Чеслава, перед братом!
— И ты веришь этому поганцу из проклятого и враждебного нам рода?
Неждана опять молчала.
— Молчишь? — Голос Вячко утратил жесткость, и теперь в нем слышалась только грустная нежность к сестре: — И что же далее будет, Неждана?
— Если бы я знала, — печально выдохнула девушка.
Чеслав решил, что не стоит вмешиваться в их непростой разговор. Неждана сама должна ответить на вопросы брата. А он, Чеслав, еще успеет сказать свое слово. Слово мужчины.
А пока что ему необходимо встретиться с другой женщиной. Не с молодой, а уже в том возрасте, когда женщину называют бабкой или старухой, не с красавицей, а скорее уж наоборот, да к тому же с норовом и языком, от которых другие предпочитают держаться подальше; в общем, с особой малоприятной, но очень теперь ему нужной. Из-за опасности, грозившей Неждане, пришлось отложить попытку встречи с Кривой Ледой, но о старухе он не забыл. И как только девушка оказалась в безопасности, настал черед старой сплетницы.
— Я выманю эту бодливую козу из городища, — вдохновленный удачным спасением Нежданы, пообещал другу Кудряш.
Утро. Селение постепенно просыпалось, люди начали заниматься привычными делами по хозяйству. Но этим утром обычная повседневная суета была нарушена обсуждением события, происшедшего накануне у капища. Люди все еще живо делились мнением об Огненном Волке, появившемся у святилища, и именно ему приписывали похищение пришлой чужачки. Они строили предположения и версии, к добру это или к злу и не грозит ли явление зверя какими-нибудь бедами. Говорили об этом живо, но как-то вполголоса и с оглядкой, словно боясь неосторожным словом навлечь гнев звериного духа.
Тихо и безжизненно было только у лачуги старухи Леды. Так повелось с того времени, когда какой-то неизвестный, а по ее мнению, вражина Чеслав, напал на нее и едва не лишил жизни. После этого события обычно активно проявляющая интерес к чужой жизни женщина затихла и затаилась, редко покидала свою хибару. А поскольку Кривая Леда в силу своей неугомонной натуры и патологического любопытства стала причиной не одного скандала и даже драки, то и охочих навещать склочную особу было не так уж и много. Жила она одна, так как мужа своего потеряла еще в молодости, а детей ей Великие не послали, наверное, за ее злобный нрав. А может, именно от этого она и стала такой склочной.
Но вот и в ее доме зародилось какое-то оживление, послышались слабые шорохи и ворчливое бормотание, посылающее брань на чью-то окаянную голову; что-то с шумом упало, ойкнуло, а через время у входа можно было различить едва заметное движение.
Сначала в проеме медленно показался заостренный нос, а за ним глаза: один, отмеченный увечьем, был полуприкрыт веком, а второй — вполне зрячий да цепкий. С опаской оглядевшись по сторонам и оценив обстановку своим уцелевшим глазом, старуха наконец-то решилась выйти из дома. Голова Леды была повязана платком, прикрывающим больное ухо, а два конца платка смешно торчали на макушке. В руках у нее было деревянное ведро. Очевидно, свежей водицы захотелось старухе.
Шагая слишком прытко, как для своего возраста, Леда короткими перебежками от укрытия к укрытию устремилась к колодцу-журавлю, который был вырыт в самом селении на случай невзгод и опасности.
Зыркнув вокруг себя, будто собираясь сделать что-то не очень хорошее, а скорее это была всего лишь приобретенная за время бурной неправедной деятельности привычка, старуха набрала воды и, согнувшись под тяжестью полного ведра, засеменила к своему жилищу. Завидев кучку судачивших баб, она замедлила свой семенящий шаг, остановилась, засомневалась, даже было поставила на землю ведро, но затем, очевидно вспомнив что-то пугающее, подхватила его и побрела дальше.
Уже у самой лачуги, утомленная столь напряженной пробежкой и тяжестью ведра, Леда остановилась, чтобы перевести дух. И в этот благостный для нее момент передышки непонятно откуда в нее полетел коварный камень и — надо же! — угодил в то самое ухо, что своей болью так изводило старую женщину!
Трудно передать ту гамму чувств и эмоций, что отразилась на кривом лице Леды после такого точного попадания. Возможно, ей показалось, что ее покалеченное око вдруг прозрело, потому как вспыхнувшие перед ней искры она увидела двумя глазами. От жуткой боли, ворвавшейся в ее голову, старуха рухнула на свой костлявый зад, неловко взмахнув руками и задев взлетевшими в воздух ногами ведро, которое тут же опрокинулось. Затем из глаз ее хлынули слезы, а рот открылся, обнажив почти беззубую пасть, и она пронзительно заорала во все свое старушечье горло.
Первым на помощь несчастной старухе подоспел проходивший мимо Кудряш.
— Что случилось, бабушка?! — участливо спросил юноша.
Леда, очевидно потеряв от боли дар речи, сперва только плакала, обхватив голову руками, а затем стала мычать, показывая пальцем то куда-то в сторону, то на камень, то на свое пораженное ухо.
— Камнем в ухо?! — изумился догадливый Кудряш чьей-то неимоверной жестокости. — Ай-яй-яй! Какие злыдни поганые! Это ж надо такое удумать-вытворить!
Подошедшие к тому времени еще несколько баб сочувственно качали головами, жалея пострадавшую.
— Ну, лиходеи вражьи, попадитесь мне только! Без ушей останетесь! Уж я-то до вас доберусь! — погрозил кулаком неизвестным бедокурам Кудряш и стал утешать перепуганную женщину.
— У-у-у! М-м-ма! У-а-а! — вторила сквозь слезы ему Кривая Леда.
Остальные ротозеи и сердобольные бабы, посочувствовав еще немного плачущей старухе и пообещав устроить прилежный допрос своим малолетним чадам на предмет причастности к этому злодейству, постепенно разошлись по своим делам.
Кудряш же заботливо помог подняться все еще охающей и плохо соображающей от пережитого Леде, проводил ее в хибару и даже принес несчастной ведро свежей воды.
Доброте и сердобольности Кудряша можно было только подивиться. Его хватило и на то, чтобы вечером заглянуть в лачугу Леды и осведомиться, как она чувствует себя после всего пережитого.
Старуха лежала пластом на постели и охала — то тихо, то зычно, то вскрикивая и всхлипывая.
— Болит? — участливо осведомился Кудряш, словно медом помазал.
— Да уж так болит, так болит — моченьки нет терпеть! И ноет, и стреляет, и дергает, а то словно ковыряет, выворачивает все изнутри! — запричитала старуха, которая была рада-радешенька хоть кому-то пожаловаться на свое плачевное состояние. — Байстрюки, выродки поганые угодили прямехонько в ухо, чтоб их трясло в лихорадке болотной до конца дней!
Кудряш, услышав такие злобные пожелания, незаметно для старухи сплюнул на все стороны, дабы не пристало, а затем понимающе покачал головой и посоветовал воспользоваться способом лечения его матушки от ушных болезней: приложить горячий камень.
