А волчица, время от времени прерываясь, но снова зачиная с новой силой, все продолжала свое унылое пение.
— Да мало ли в округе волков бегает? — не выдержав напряжения, брякнул Кудряш, пытаясь разубедить скорее самого себя.
— Ее я узнаю из всех...
Кудряш с явным сомнением покачал головой, но сердце в его груди стучало с такой силой, что было понятно: он верит другу и разделяет его тревогу, хотя и не понимает, чем она вызвана.
Чеслав же, вдобавок к своей внезапной настороженности, принялся медленно водить головой из стороны в сторону, глубоко вдыхая воздух, прикрывая глаза и лишь при выдохе открывая их, зорко вглядываясь в направлении, куда привлекал его, очевидно, учуянный запах.
«Совсем как волчина!» — подумал Кудряш, не зная, то ли смеяться при виде такого зрелища, то ли опасаться за рассудок друга. Но все же здравая мысль, что на любой охоте и запах — тоже след, немного его успокоила. Внезапно парень с замиранием сердца подумал о том, что посвящение их в мужи племени, когда они, посвящаемые, пили волчью кровь и ели плоть его, очевидно, каким-то образом повлияло на Чеслава, наделив его, возможно, тем, что не получили другие. Ведь недаром старики в племени говорили, что кое-кому после обряда дух зверя становится свойственным, родным более, чем другим...
Неожиданно Чеслав тронулся с места, но направился не прямо, а сошел с тропы, уводя за собой и отчего-то присмиревшего Ветра. Кудряш, в растерянности оставаясь на тропе, с изумлением смотрел на друга, упорно продирающегося сквозь заросли.
— Куда?
— Пойдем... — уверенно позвал Чеслав.
Тяжко вздохнув из-за того, что не получает никаких разъяснений и вынужден слепо следовать за другом, Кудряш сошел с тропы. Нет, он, конечно же, доверяет чутью своего товарища, ведь столько раз оно оказывалось правильным и отводило от них беду, но при этом очень хотелось бы понимать, чего именно опасаться. Подобная неизвестность пугала его еще больше, заставляя с тройным усердием крутить головой.
Они отошли на некоторое расстояние от тропы и теперь двигались параллельно ей, прокладывая себе дорогу среди труднопроходимых зарослей или, если была возможность, обходя их.
На вопрос Кудряша «Зачем?» Чеслав сосредоточенно ответил:
— Не знаю... — А после добавил увереннее: — Но чувствую, что так безопаснее.
«Ну, надо так надо», — смирился Кудряш. Тем более что даже норовистый Ветер, хоть и фыркал, выражая свое недовольство таким изматывающим путем, послушно шел за хозяином.
Обходя стороной совсем уж непролазные заросли терновника, они случайно спугнули молодого зубра, который отчего-то бродил лесом один, без стада. То ли отбился случайно, то ли был изгнан главным самцом, поскольку достиг уже того возраста, когда мог составить угрозу его владычеству над самками. А какой же главарь потерпит такое?
Молодой зверь шарахнулся в сторону тропы, а после, похоже, понимая, что никакой опасности люди для него не представляют, побрел по ней, лишь изредка косясь, не приближаются ли они.
Даже убравшись с тропы и теперь прокладывая путь через нехоженые дебри, Чеслав держался настороже и, двигаясь неторопливо, внимательно осматривался по сторонам. Вой волчицы был уже не так слышен, но все равно продолжал волновать его, не отпуская и не давая возможности расслабиться.
Кудряш же, полностью доверившись другу, перенес все свое внимание на сражение с ветками и сучками, которые, казалось, норовили оставить его без клока волос, а то и вовсе без глаза. Он как раз пытался отцепить от сорочки ветку колючего куста, когда со стороны тропы послышался какой-то устрашающий шум, глухой удар, а затем рев, полный отчаяния и боли.
Молодые охотники, выхватив ножи, остановились, а после, многозначительно переглянувшись и поняв друг друга без слов, принялись осторожно пробираться к месту, откуда несся крик. Ветра они оставили в зарослях.
Выйдя к тропе и раздвинув ветки, что загораживали ее от их взоров, юноши увидели лежащего на земле зубра. Животное лежало на боку, придавленное колодой, из которой торчали заостренные сучья, и часть их глубоко вонзилась в его тело. Кровавые ручейки, сочась из ран и прокладывая себе путь среди бурой шерсти, стекали на землю, образуя лужицу, которая быстро увеличивалась. Карий глаз молодого бычка, налитый болью и яростью, следил за приближающимися двуногими существами, от которых он не ждал ничего хорошего.
Они подошли ближе к раненому зубру, и он отчаянно засучил ногами, пытаясь подняться. Но его потуги были напрасными — не было сомнения, что молодому зверю не бегать уже по вольному лесу. Он больше не кричал, а дыхание его становилось все более хриплым и прерывистым.
Постояв какое-то время, Чеслав шагнул к обреченному зверю и, придержав одной рукой морду, второй с силой полоснул ножом по его горлу, прерывая мучения. Через какое-то мгновение следящий за ним глаз зубра стал туманиться — жизнь уходила из могучего тела.
Вытерев нож о шкуру быка, Чеслав поднял взгляд на стоявшего чуть в стороне Кудряша.
— Думаю, нам эта ловушка зубастая предназначена была... Не зря волчица выла... Не зря знак подавала...
Кудряш живо представил их на месте погибшего зверя, сглотнул подкативший к горлу комок и поспешно выпалил, правда, почему-то шепотом:
— Кому ж мы так не любы-то?
— Видать, есть такие...
Они, конечно же, знали, что подобные ловушки лесные племена порой использовали при охоте, однако нечасто, и устанавливали их подальше от селений, совсем в глухих местах, потому как не знающий о них путник мог легко лишиться жизни. А кто мог поручиться, что это не окажется родич охотников или дружественные им соседи? И своих соплеменников о таких ловушках обязательно упреждали.
Чаще всего такие колоды применяли при отражении нападений чужаков, особенно кочевых, желающих поживиться набегами на лесные племена. И устанавливали их в местах, где могли пройти хищные нелюди, подбираясь к жилищам поселян. Шагнет такой пришлый или конь его, заденет спрятанную в траве веревку, и вылетит из лесной чащи на него сучковатая колода, сшибет и сучками, что кольями острыми, пронзит. А нечего соваться непрошеным да мирное житье рушить!
Чеслав был уверен, что сейчас это бревно явно предназначалось им. Ведь в городище все знали, что они собираются соседнее племя навестить. И знали, зачем они туда направляются. И тропа в ту сторону вела одна. И если бы не свернули с нее...
«Не зря старая Мара предупреждала не ходить прямыми тропами... Ой не зря!»
И если нож и камень, что метали в Чеслава, можно было за предостережение счесть, то бревно это на верную смерть было установлено. Вот только кем? И за что?
К землям, на которых располагались угодья да поселения соседнего племени, молодые охотники добрались без особых приключений. Если не считать, конечно, того, что Кудряшу как-то ночью во сне примарилось видение страшное в виде бревна сучковатого, что с воем гонялось за ним.
