Глядя на это веселье, всецело захватившее селение, Чеслав подумал, что в его городище в последнее время все больше тризны по ушедшим в селение предков справляют. И если здесь легкокрылой птицей витает веселье, то неизвестно, что сейчас и какой тяжестью легло на его сородичей.
Пребывая в этих нахлынувших нерадостных воспоминаниях и бесцельно блуждая взглядом по смеющимся лицам, Чеслав внезапно среди прочих заметил и молодца, который повстречался Желани в лесу и от которого она после бежала. Держался этот муж замкнуто и вроде как в стороне от общего веселья, а взглядом всякий раз провожал любого из семейства Хрума, кто шел в сторону их хаты. Туда, где лежала раненая дева...
«А ведь Желань-то, кажись, не открылась отцу, что бежала в лесу от этого молодца... И с чего бы ей скрытничать? И отчего бежала от него девка?»
Несколько раз Чеслав ловил и на себе его взгляды, и трудно было понять, что скрыто за ними — праздное любопытство или неприязнь, потому как молодец тут же отводил глаза в сторону. Но в какой-то момент их взгляды все же встретились и, словно репейники, сцепились — ни один из парней не захотел отвести глаза в сторону, уступить. Так они и мерили один другого, пока это немое противостояние не прервала внезапно опустившаяся на плечо Чеслава рука. Молодой охотник поморщился от боли, поскольку под рубахой в том месте была глубокая царапина, оставленная медведем, но руку не сбросил. Повернув голову, он увидел, что это Хрум хочет привлечь его внимание.
— Что, гостюшка, задумчив да невесел? Аль раны подлые так тревожат? — Глаза главы рода искрились довольством от происходящего.
— Думы... Думы невеселые покоя не дают, — со вздохом признался Чеслав. — Про городище родимое вспомнилось да про беду, что пришла в него. А пришла вместе с чужинцами, что привел Тур.
От Чеслава не ускользнуло, что его слова оказались не по нраву почтенному мужу, хотя он и постарался скрыть это.
— Дак ведь сам видишь, пошести у нас нет. — Хрум показал рукой в сторону веселящегося народа. — Слава Великим заступникам!
— Пошести нет, да про чужаков не все ты, Хрум, поведал...
Чеслав твердо и в упор смотрел в глаза Хрума, пока лукавый прищур не покинул их и за ним не перестал скрываться житейский серьез.
Помрачневший лицом Хрум молча кивнул в сторону, давая понять, что им следует удалиться, и первым двинулся в указанном направлении. Чеслав, немного прихрамывая и не так прытко, как обычно, пошел за ним.
Они присели на бревна под липой, где Чеслав до этого плел корзины для рыбной ловли с говорливым дедом, украдкой наблюдая за домом Хрума. Поодаль в свете уже зажженных костров все еще продолжалось веселье, долетали смех и гомон. Кудряш даже затянул залихватскую песню. А здесь, и это понимали оба, предстоял нелегкий разговор двух мужей, каждый из которых хотел отстоять тайны своего племени.
— А ведь чужинцы из городища вашего не по своей воле ушли — ты поспехом спровадил, — решил, не петляя зайцем, пойти напролом Чеслав.
— Спровадил, — не стал отрицать Хрум, говоря при этом необычно тихо, скорее всего, чтобы поверенное не стало достоянием посторонних ушей. — Потому как гостевание их едва до беды не довело.
— Что ж так? Ведь с миром пришли, сказывали...
— Да с миром, но, видать, не с согласием...
В темноте уже практически невозможно было различить лица собеседника, но по тому, как он резко пошевелился, Чеславу стало понятно, что приключившееся все еще беспокоит Хрума, как беспокоят познавшего немало битв воина зарубцевавшиеся, но продолжающие напоминать о себе приглушенной болью раны.
— Про старшего из них ничего плохого не скажу, уважительный муж и жизнь познавший, а вот про младого... Больно горяч да несдержан в желаниях своих молодецких был. С бурлящими соками своими, видать, совладать не мог, оттого и в голове мутилось, и законы гостеприимства попирать стал... — Помолчав, Хрум со скрежетом в зубах промолвил: — На Желань мою заглядываться удумал! — И здесь-таки прорвался сдерживаемый ранее рык.
— Так девка у тебя — загляденье... — сказал Чеслав, вспомнив, какие шальные да жгучие мысли у самого возникали при виде Желани. — Слепому разве что не глянется.
Соглашаясь с ним, Хрум даже крякнул.
— Эк! Глядеть-то запрета никому нет, на то и красой ее цветущей божественная Лада наградила, а вот трогать тот цвет не каждому дозволю! — Произнесено это было с таким убеждением и угрозой, что и сомневаться не стоило: Хрум любого переломит, кто посягнет на его волю. Но тот уже миролюбивее продолжил: — Дорога она мне, как любое желанное дитя отцу, и доли ей счастливой хочу. И не с черноволосым пришлым, что шатается по чужим землям любопытства ради, а с наших племен мужем. Чтобы обычаи наши чтили, богов Великих, защитников наших славили, предков, от которых пошли, помнили и своим потомкам то завещали. Потому как не все одно мне, с чьей моя кровь смешается, кто продолжит мой род и память обо мне хранить будет.
— И тогда ты решил чужинца припугнуть, чтобы от дочери отвадить? — предположил Чеслав, почти уверенный, что именно так оно и было.
— Знаешь про то уже?
— Знаю, — подтвердил юноша и невольно оглянулся.
У него отчего-то зародилось смутное ощущение, что то,
о чем говорят они с Хрумом, слышит еще кто-то. Сперва почти безотчетное, это чувство все росло и укреплялось, хотя вроде как ничто не выдавало чьего-либо нежеланного присутствия. Так бывает, когда соринка, настолько малая, что и разглядеть трудно, угодит в глаз и донимает его, и сколько ни стараешься, а достать ее не можешь, потому как почти не видна. Чувствуешь, а не видишь. Так и Чеслав чуял, что где-то неподалеку от них, в темноте, притаился неизвестный и внемлет их беседе.
Поначалу он хотел было выявить любопытного, но после рассудил, что застать того врасплох у него, раненого, прыти не хватит, а сказать Хруму, что кто-то из его родичей нагло подслушивает их, да не подтвердить потом свои слова пойманным — себя дурнем выставить и соплеменников Хрумовых подозрением обидеть. Да, может, и не слышит крадущийся в ночи того, о чем они говорят, а так, поблизости хороводит. Ну а если все же и слышит, так это ведь не его, Чеслава, тайны. А в своем племени, между собой пусть сами разбираются...
Хрум же, казалось, ничего не замечал.
— Да только вовсе не я то затеял и утворил! — рокотал он. — Сам за хозяйскими заботами не заметил, как и Желань глаз на том ухаре задерживать стала да улыбкой привечать. Завлеклась девка очами черными... — запнулся Хрум, очевидно, все еще негодуя на ту дочерну вольность, но уже через мгновение продолжил: — И не пугали чужинца попусту, а жизни таки лишить хотели совсем, чтоб на костре сгорел аль лег в сырую землю, — не знаю, как у них там, у пришлых, заведено. Да, видать, не его это еще был час покинуть живых.
— И как же то сталось?
— Да проще простого... В лесу молодец болтался, уж и не знаю чего ради, а кто-то возьми и стрельни стрелой в него. Да только в тот самый момент он как раз за ягодой и нагнись. .. Повезло парню — уберегся. А не то... — Хрум махнул рукой. — Сам молодец и рассказал мне про то, прибежав всполошенный из леса. Шуметь я по городищу о том не стал, да и ему запретил. А сам тут же, поспехом, от беды подальше спровадил чужинцев с Туром из селения к вам.
