— Я позвала тебя из-за Луция... — со словно давно мучительно-сдерживаемым, а теперь наконец-то вырвавшимся на свободу вздохом перебила его дева.
«Это она про младшего из чужаков», — догадался Чеслав.
Внезапно Желань высвободила из-под рядна руку, и он заметил в ней нож. Заподозрив неладное, Чеслав рванулся к ней, но дева, зло зыркнув на него, коротко предупредила:
— Не подходи!
Слегка скривившись от боли, что исходила от потревоженной раны, девушка быстрым движением захватила второй рукой часть своих волос, в один миг проведя по ним клинком, отрезала их и выронила на земляной пол. Следующим коротким взмахом она разрезала руку и опустила ее над срезанными волосами так, чтобы появившаяся из раны кровь попала на них. Алые капли, стекая по пальцам, падали на белокурые локоны, окропляя их и окрашивая кровавым узором...
Когда Желань решила, что пролила уже достаточно крови, то подняла глаза на Чеслава и прошептала:
— Отнеси эту частичку меня туда, где покоится его прах, и смешай с ним... — И, помолчав, добавила: — Сделай это!
Да, не пронесся здесь бесследным залетным ветром неведомый ему чужак — обжег душу девичью. Ой как изранил, до углей горячих!
Чеслав застыл в нерешительности и раздумье. Он не стал говорить деве о том, что не знает, где находится прах чужеземного парня и что, вероятнее всего, тело его стало добычей зверья лесного... Зачем? Пусть думает, что дух его отправился в селение предков, а прах смешался с землей. Может, так ей будет спокойнее дальше жить?
Желань же, расценив его бездействие как нежелание выполнить ее просьбу, снова прошептала:
— Прошу, сделай это!
Теперь в ее голосе слышалась глубокая мольба.
— Хорошо, сделаю.
Чеслав нагнулся, чтобы забрать с земли волосы, и расслышал тихое:
— И прости... за зверя.
Юноша поднял окропленный девичьей кровью локон и сжал его в кулаке.
После полученного от парня согласия выполнить ее просьбу Желань вся будто обмякла. Видать, немалых сил стоил ей этот разговор, да еще и новой потери крови. Дева отвела от гостя взгляд и, устремив его куда-то вверх, зашептала, предаваясь воспоминаниям:
— Смотрел он на меня глазами своими жгучими с нежностью, а сам словно про другое думал... Говорил с жаром в голосе, а мне и понять его порой нелегко было... Про край свой солнечный он сказывал, что грустит о нем... Не видать его черным очам больше родимого края... Про волхвование их диковинное сказывал, про Великих своих. .. Да, видать, не уберегли они его... В пути дальнем сберегли, от опасностей многих схоронили... Здесь погибель отвели... А у вас не уберегли... — И, прерывисто вздохнув, продолжила: — Как забыть теперь глаза его жгучие? Ой, Лада Светлая, пусть отпустит меня та мученька сладко-горькая, а теперь такая невыносимая...
Чеслав подумал, что раненую таки одолела горячка, и поспешил выйти из дома, чтобы призвать на помощь ее родительницу.
Туп... Туп... Туп... Туп...
То раздавались глухие удары конских копыт.
Деревья неспешно сменялись кустами, кусты — сухостоем, затем чередой болот, россыпью камней среди деревьев, холмами, оврагами, непролазной чащей...
Туп... Туп... Туп... Туп...
Несмотря на желание скорейшего возвращения в родовое селение, из-за еще не затянувшихся ран Чеслава обратный путь они проделывали не так быстро, как изначальный к соседям. Подчиняясь этой вынужденной неспешности, едущему верхом Чеславу порой даже приходилось сдерживать резвого Ветра, который все никак не мог понять, отчего они тащатся, словно дряхлые клячи, и то и дело норовил ускорить шаг.
Идущий впереди Кудряш, лишь изредка замолкая, делился впечатлениями от их пребывания и проводов из городища Хрума. А провожали их и в самом деле знатно и уважительно.
У ворот, желая им спокойной и легкой дороги, собрался весь городищенский люд. Их снабдили сумами, полными съестных припасов и лакомств, подарками для главы их рода дядьки Сбыслава — шапкой из волчьего меха и богатым кожухом, а также вручили шкуру медведя, добытого Чеславом. И эта добыча покоилась теперь перекинутая через круп коня. Кроме того, Хрум вручил Чеславу добротный лук с двумя десятками искусно оперенных стрел, из которых ни одна не походила на другую.
Мужи, как и положено, прощались сдержанно, давая дельные советы, касающиеся пути следования. Зато бабы и девки провожали гостей с перекликами, смехом да веселыми прибаутками. И только у стреляющей очами в сторону Кудряша Умилы то и дело наворачивались невольные слезы. Но Кудряш усиленно делал вид, что не замечает этой девичьей слабости, — нечего привселюдную забаву устраивать. Все, что хотел, он сказал девке еще сразу после учты.
Улучив момент, пока люд обступил Кудряша, глава селения Хрум отвел Чеслава в сторону и, еще раз высказав сердечную благодарность за спасение дочери, с многозначительной расстановкой добавил:
— Славный ты муж, Чеслав, как и отец твой был, как и род ваш весь... Вот тебе бы девку свою отдал, парень. .. — И уставился на него хитрыми глазами.
Чеслав хорошо понимал, что, несмотря на присущее ему лукавство, Хрум сейчас всерьез предлагает породниться двум их родам. И от того, какой ответ даст он, Чеслав, главе этого рода, во многом будут зависеть их добрососедские отношения. А потому слова подбирал неспешно и вдумчиво, но говорил без хитрости:
— За честь бы почел породниться с твоим давним родом и кровь свою смешать с твоей, Хрум, и девка твоя любому мужу в радость и честь будет. Но словом я связан уже с другой... А слово свое ценю и чту, дабы и другие его ценили. И случись так, что нарушил бы его, ты бы первый презрение мне выказал... — И, предвидя возможный вопрос Хрума, добавил: — А взять сразу две жены, так это мне еще не по возрасту. Да и не по мудрости...
Хрум какое-то время не отводил глаз от лица парня, словно выверяя, насколько он был честен, а после неопределенно крякнул, встряхнул головой и, почесав проплешину, заговорил:
— И здесь ты, парень, завидный толк проявил и зря о незрелости разума своего сетуешь... — И весомо хлопнул Чеслава по плечу, снова попав по незажившей ране.
Юному мужу даже показалось, что сделал это хитрый мужик нарочно, будучи недовольным его пусть и обоснованным, но все же отказом. Чеславу же на такое «дружелюбие» оставалось только сдержать стон и не выдать своей боли лицом. А Хрум с искрами большого лукавства в глазах продолжил:
— Про то, как у тебя с другой девкой сложится, то лишь Великим ведомо. Всякое случается... Но я свое слово сказал. Ты его слышал. А там как будет...
С тем и расстались.
И теперь Чеслав размышлял, удалось ли ему, не нанеся обиды отказом, объяснить Хруму толком свое решение. Потому как слова словами, а главное, что у соседа на душе осталось да в думах сокровенных. А еще Чеслав подумал о том, что на прощании не было видно Горяя, и хорошо, что тот не видел, как шептался с ним Хрум, а иначе этот ревнивый молодец со слишком буйной головушкой запросто мог устроить им засаду да извести попытался — с него бы сталось...
