Стряхнув попавшую на сорочку землю, юноша огляделся и, определив, откуда мог быть брошен комок, прихватив с собой на всякий случай топор, гонимый любопытством, направился в сторону, где, шагах в тридцати от него густыми зарослями буял молодняк. Он миновал плотную преграду из молодых деревьев и кустов, которые в борьбе за выживание, влагу и солнечный свет старались захватить побольше места и занять его своими побегами да ветками. Затем зашел еще чуть глубже, туда, где открывалось небольшое пространство, когда-то занятое стволом мощного дуба, а теперь лишь пнем от него. И никого не увидел... Подумав, что, возможно, ошибся с направлением поисков, он хотел было повернуть обратно. Но в этот момент навстречу ему, словно из развесистого куста, шагнула женщина.
— Мара?! — выдохнул Чеслав то ли удивленно, то ли с облегчением оттого, что наконец-то увидел знахарку.
«Умеет же старуха глаза отвести и появиться так, что и не поймешь откуда. Вот ведь вроде и не было ее у куста, а уже и есть», — подумалось юноше.
Изгнанная племенем, старая мудрая Мара не могла показаться на глаза остальным мужам из ватаги, дабы не вызвать их ропот, потому и отозвала Чеслава в заросли, где их не могли заметить.
— Мара... — передразнила она с легкой улыбкой, довольная тем, что парень обрадовался ее, вынужденной отшельницы, появлению. — Ты же меня видеть хотел, искал, в пещеру ходил... Вот я и явилась к тебе сама.
Она подбросила в руке то ли черный камешек, то ли уголек.
— Откуда тебе ведомо... — начал было Чеслав да спохватился, вспомнив, с кем дело имеет.
Что для Мары распознать его желание, когда для нее и большее, неведомое другим часто не тайна?
— Скажешь, не искал? — засмеялась седовласая отшельница.
— Искал, — подтвердил Чеслав, все еще оставаясь под впечатлением ее появления.
Знахарка еще больше развеселилась, коротко рассмеялась, вздохнула и, сложив руки на груди, медленно покачала головой.
— Да не гляди на меня своими очами ясными, словно я и впрямь дух лесной, кикимора какая аль русалка. Мудрости тут большой не надо. Прослышала, что вернулись вы с Кудряшом от соседей, и подумала, что видеть меня захочешь... — Она поцокала языком, показывая, как все просто, и продолжила: — И даже знаю зачем.
Чеслав в ответ даже не попытался что-то сказать, смиренно ожидая, что же Мара поведает дальше. А она, вмиг утратив веселость, прищурила глаза под выцветшими от времени бровями и неспешно произнесла:
— Не открылось ли мне... лицо тени, что преследует тебя?
Молодой охотник напрягся и даже затаил дыхание. Но старуха, очевидно, не желая его мучить, поспешила ответить:
— Нет, не открылось.
Ах, как же жаждал он услышать от нее совсем другое! Имя... Примету... Малейшую зацепку, занозу. Хоть что-то, что дало бы подсказку!
От досады он с каким-то диким, злым стоном бросил об пень топор, и тот наполовину лезвия врезался в черную древесину.
— Злость есть — еще не все потеряно. Плохо, когда руки бессильно опускаются. А когда еще машут... — усмехнулась на то Мара и присела возле топора.
Чеслав тут же пожалел о своей молодецкой несдержанности, выказанной перед знахаркой. Не отрок ведь уже, а муж. Но кто бы на его месте остался смиренным? Разве что камень!
Тоже присев на пень и поспешив укротить свою досаду, он поделился с Марой вестями о походе в городище Хрума и о своих поисках там, поведал, стараясь не бахвалиться, о битве с медведем, а после о злоключениях на обратном пути.
— Вот только про чужаков пришлых ничего нового не прознали. Да и в дебрях, погубивших их да наш люд, тропу так и не нашли, — с тяжкой грустью закончил Чеслав свое повествование.
Мара слушала молча, не шевелясь, устремив глаза вроде бы на него, а на самом деле куда-то вдаль, едва ли не в городище Хрума. Чеславу даже казалось, что она не столько слушает его, сколько думает о чем-то своем, но окликнуть ее он не решился.
И даже когда парень уже закончил повествование, старуха заговорила не сразу.
— Никто из смертных не знает, где найдет, а где потеряет. Так и поход ваш в городище к соседям кто знал, чем обернуться может... — проговорила Мара, все еще пребывая в задумчивости. — И несмотря на то что не услышал ты слов, каких жаждал, мне есть что тебе сказать. — Она вдруг замолчала и внезапно заговорила вновь: — Тайна та уже открывалась тебе, да ты пока не уразумел, что это было то, что ты ищешь.
— Открывалась? — повторил за знахаркой Чеслав с недоверием и растерянностью. — Это как же, Мара?
Взгляд Мары ожил. Она посмотрела юному мужу прямо в глаза, а ему показалось, что и гораздо глубже.
— А это тебе, Чеслав — сын Велимира, лучше знать. Тайна тебе открывалась, не мне, — разведя руками, ответила вещунья. — Я про то лишь во сне видела, да голос мне шептал... С тем и пришла к тебе.
Чеслав начал лихорадочно соображать, что же он мог прознать или узреть, сам не понимая, что это то, что он ищет. Но с ходу ничего такого припомнить не смог. А потому, недовольно поворчав от бессилия, снова обратился к Маре:
— И что же мне с этим делать?
И в ответ неожиданно услышал клокотание в груди старой женщины и не сразу понял, что это смех. А не понял потому, что глаза знахарки при этом совсем не смеялись, а требовательно и, как показалось Чеславу, даже придирчиво смотрели в его глаза. Перестав клокотать, Мара раскрыла перед ним сжатую ладонь, и Чеслав снова увидел на ней черный камешек. Не понимая, для чего это, он перевел полный недоумения взгляд на старуху. И тогда она заговорила шепотом, да со страстью немалой:
— А то, что и раньше делал: огонь желания найти лиходея в себе поддерживать да жарче разжигать. Тогда и толк будет. — При этом она продолжала вертеть в руках свою малую забаву. — Знание про тайну ту пока дремлет в тебе, ничем не приметное. И тебе, парень, искать нужно, чем пробудить его. А если найдешь, сам поймешь, про что тайна та была, а от нее и до убийцы или убийц тропа приведет. А может, и без того до погубителя доберешься. Сможешь... Если только не отступишшь...
При этом она выронила из рук свой камешек, похожий на уголек, и он покатился, подскакивая, по серо-черной поверхности пня. А когда остановился, из него вдруг явилась тонкая струйка дыма. Или это только показалось Чеславу и никакого дыма не было? Точно юноша, у которого и так после сказанного Марой ясности в голове поубавилось, ответить бы не взялся.
Старуха же на то лишь усмехнулась, а потом уже строго добавила:
— А теперь иди, а то еще искать тебя, пропавшего, кинутся.
И снова подхватила свой уголек.
Чеслав, понимая, что и впрямь слишком уж засиделся, поднялся с пня, с силой выдернул крепко вошедший в древесину топор и собрался уже идти, но вспомнил, о чем давно хотел спросить старуху, да все не решался. А вот теперь подумал, что знать точно хочет.
