Вылазку для встречи с дочкой Зимобора юноша решил совершить, когда надвигающиеся сумерки наполнятся густотой. И ждать этого пришлось совсем недолго. Дневное светило все глубже и глубже погружалось за лесной частокол и быстро там гасло. И как только на небосклоне осталась от него лишь узкая светлая полоска, Чеслав ужом выбрался из своего укрытия. Не особенно таясь, но стараясь обходить места, где можно было повстречать не отправившихся еще на покой соплеменников, чтобы тем самым избежать претящих ему расспросов, он направился в сторону дома Зоряны.
Но когда Чеслав добрался до цели своей вылазки, городище уже почти что погрузилось в плотную серую тьму.
И только набравшая силы бледноликая луна не давала ей стать непроглядно-черной.
Подойдя к дому Зимобора, Чеслав отступил к ближайшему овину, где не раз скрывался в пору, когда его еще волновали прекрасные очи Зоряны. Когда это было! Сейчас ему казалось, что очень давно, в неразумной младости. А на самом деле и полгода не минуло.
Из-за бревенчатого угла овина очень хорошо просматривался вход в жилище. И сейчас Чеслав, осмотревшись, не заметил там чьего-либо присутствия, но все же надеялся: «Авось Зоряна выйдет зачем-то поздней порой из хаты, и удастся ее окликнуть».
Можно было, конечно, как когда-то, бросить камешком в стену— вызвать девку. Но в этом был немалый риск нарваться на ее родителя.
Идти в дом в открытую Чеслав не мог. У них с толстобрюхим Зимобором была если не вражда, то уж наверняка давняя неприязнь. Тянулось это с тех еще пор, когда был жив отец Чеслава, славный Велимир, и завистливый Зимобор пытался негласно оспорить главенство его в городище и возглавить общину. А еще, догадывался молодой муж, не мог уважаемый глава своего рода простить ему то, что пренебрег его дочерью.
Убаюкиваемое летней ночью селение постепенно затихало. И в этом безмятежном затихании Чеслав ненароком расслышал чьи-то приглушенные голоса. И почти сразу догадался, откуда они доносились, — с другой стороны овина. Там под неостывшей еще от дневного солнца стеной, укрывшись от посторонних глаз, тоже кто-то пристроился. Голосов было двое: один — явно девичий, а второй погрубее, но не мужа еще, а скорее отрока, потому как был неровным и при разговоре то и дело пускал петуха.
«Воркуют голубки!» — улыбнулся Чеслав чужому парованию.
Он не хотел мешать, но поскольку сам вынужден был здесь сторожить — а лучшего места и не найти! — то невольно улавливал обрывки беседы уединившейся парочки.
— Ну расскажи, расскажи еще... — просила дружка девушка.
Тот что-то недовольно пробормотал, но, очевидно, не в силах сопротивляться девичьей настойчивости заговорил чуть громче:
— Шли они долго. Много дней и лун... И чего только не повидали на своем пути... Горы, что поболе всех наших холмов и утесов, и вроде как снег там даже летом не тает, а вершины их в тучах теряются... — Понизив голос, так что Чеслав едва расслышал, он добавил: — И я так думаю, может, даже до Великих наших там есть путь... Потом видели они немало просторов безлесных, зерном засеянных да колосящихся; городища — и за полдня не обойдешь, вместо частокола камнем обнесенные, что голову задираешь, чтоб на край глянуть, а человечишко на той вершине с комара величиной кажется. Хаты у них из камня сложены и не чета нашим — громаднее... Да они и сами, сказывал, в таком городище проживали. А все больше селений больших да малых повидали, по-разному устроенных...
Здесь голос отрока затих так, что и не расслышать было, а Чеслав подумал: «Уж не о чужаках ли пришлых он рассказывает? Похоже на то. Ведь и Кривая Леда что-то подобное болтала...»
А голос продолжил чуть громче:
— А народа разного в тех краях они повидали тьму. Да везде порядок свой заведен, не схожий ни на какой другой. Рассказывал чужак про края, где вожди всем в общи
не заправляют и с люда часть взращенного на полях урожая себе требуют. А в одном племени видели они, как люд осерчал на вожака своего... Порезали и самого, и всю кровь его до корня.
— Страх-то какой! Меня прямо оторопь берет от такой жути. Но до чего же любопытно-то про чужинские края! — с горячим восхищением в голосе отозвалась девка. — Вот самой бы про то послушать... Да теперь уж и не расскажут... — вздохнула от досады и тут же пожаловалась: — А нам ведь батюшка и видеть их тогда запретил. Уж так осерчал, что наш дом своим постоем не уважили. Даже ногами жуть как сердито топал, вспоминая, что они убогую хижину Горши нашей хате предпочли.
«Да это, видать, одна из дочек Зимобора, сестра Зоряны! А ведь и правда Леда что-то про ссору Зимобора и Горши говорила...» — припомнилось Чеславу.
Сказанное отроком дальше заставило его ловить каждое слово, долетающее из черноты ночи:
— А младший-то чужак про твою сестру все расспрашивал...
— Про Зоряну? — удивилась его подружка.
— А то про кого?
— И что ж расспрашивал? — с еще большим жаром поинтересовалась девка.
И тут словно злой дух ночной или городищенский вмешался да напакостить решил: как Чеслав ни напрягал слух — не смог разобрать, о чем говорит отрок. А подобраться ближе он не решался, боясь спугнуть их. И только новый порыв ветерка донес слова юной девы:
— А что они про свое племя сказывали? Ну, не томи...
Но неожиданно отрок, вместо того чтобы продолжить рассказ, с дрожью в голосе попросил:
— А можно, я тебя сперва еще поцелую?
Легкий смешок и торопливое: «Да целуй уж скорей и рассказывай!» — было ответом томящейся от любопытства девки.
«Угораздило же непутя эдакого про поцелуи вспомнить!» — с раздражением подумал Чеслав, недовольный, что прервался рассказ, который все больше и больше становился ему интересен. Но ничего не оставалось, кроме как ждать, пока отрок получит обещанное.
После неясных звуков, вздохов и шорохов наконец-то снова послышался девичий насмешливый голосок:
— Ай, обслюнявил всю щеку! — И уже в открытую, не сдержавшись, она прыснула смехом. — А теперь сказывай дальше.
А отрок, смутившись от ее насмешки, со скрытым довольством прокашлялся и, стараясь прибавить солидности в голосе, продолжил:
— Луций этот сказывал, что с нашим укладом совсем все не схоже. И одежду носят не такую, как мы, не помню уж, как и называл ее. И еда у них от нашей отличается. И волхование у них чудное. И боги на наших Великих совсем не схожи — добры ко всем... — И опять переменившийся ветерок унес слова отрока от ушей Чеслава в другую сторону, и молодому мужу потребовалась вся его выдержка, чтобы не выдать себя от досады. И только через какое-то время ему снова стали слышны слова отрока. — А еще племя их множество других племен побороло да в союз свой заключило. А тот, что старший из них, воином раньше был, в битвах многих участвовал и люда немало жизни лишил да врагов нажил. Да только бросил он ратное дело и теперь совсем о нем сказывать не хочет. А еще...
