Но что мог ответить Чеслав? Он лишь слабо улыбнулся, боясь, что Благ увидит в его глазах пугающее предсказание смерти. И неожиданно отрок, очевидно, поддавшись его посылу, ответил тоже слабой и какой-то растерянной улыбкой. И от этой улыбки, и от осознания своего бессилия противостоять неизбежности, Чеславу захотелось закричать, завыть волком... Но он лишь кивал и кивал, улыбаясь закаменевшей на губах то ли улыбкой, а то ли уже гримасой раненому пареньку, склонившись над ним так, чтобы струи дождя не попадали на лицо.
— Для него Великие... дороже всего... Любого смертного. .. — внезапно торопливо зашептал Благ.
Отрок попытался сказать еще что-то, но вместо слов из его горла вырвалось лишь клокотание, а после обильно хлынула кровь. Он силился сделать еще несколько глотков воздуха, но ему это уже не удалось. Тело его конвульсивно задергалось, после резко выгнулось дугой, и Благ затих, глядя широко открытыми глазами на невидимый теперь для него мир...
Дождь почти прекратился, когда Чеслав вошел в ворота городища. А когда приблизился к белому камню, прибежищу духа-покровителя их селения, то из-за воровато убегающих туч уже выглянуло дневное светило и заиграло, засверкало в задержавшихся на листьях, траве, бревнах, камнях и других местах каплях всеми цветами радуги. А сама огромная красавица дуга опоясала небо, словно подвязав праздничным плетеным кушаком. Ох и свежо, и нарядно смотрелось умытое дождем селение! Куда и делась неистовая мутная стихия, что бушевала в округе еще совсем недавно?
Однако совсем не празднично, а черно и тоскливо было на душе у молодого охотника, вернувшегося в городище. Сделав несколько последних тяжелых шагов к священному камню, он опустил у его подножия свою ношу — бездыханное тело отрока Блага. А опустив и поправив на лице погибшего упавшую на глаза прядь волос, выпрямился и только теперь заметил, как со всех сторон селения стал стекаться люд, заприметивший его необычное появление.
Соплеменники подходили кто по одному, а кто и семьями и, остановившись у распростертого тела отрока, молча смотрели то на бездыханного, с торчащей из горла стрелой Блага, то на застывшего возле него Чеслава. Они пока едва ли понимали, что произошло с мальчишкой, отчего и кем он пронзен стрелой, но все ясно осознавали — в их селение снова пришла смерть. И, придавленные этой тяжестью, не спешили выяснять причину его гибели, отдавая тем самым должное почтение погибшему, да и самой смерти, и выражая свою молчаливую скорбь его памяти.
Подошедший чуть позже других Сбыслав на правах главы городища первым нарушил скорбное молчание:
— Суровы последнее время к нам Великие... Ой как суровы! И чем мы их прогневили, что так карают? — А после, тяжело вздохнув и переведя взгляд на младшего родича, спросил: — Чеслав, тебе ведомо, что сталось с отроком?
Чеслав, до того безучастный к вниманию сбежавшегося люда, наконец-то пошевелился и молча кивнул. А потом, понимая, что от него ждут большего, добавил:
— В лесу во время бури кто-то стрелой его... — И, предвидя следующий вопрос, продолжил: — Не знаю кто...
Народ зашептался, зашевелился, взбудораженный словами молодого мужа.
— А ты, мля-мля-мля... как его нашел-то в лесу? — пробился сквозь толпу дед Божко.
— Там, где бурелом прошелся, он был... А я... случаем забрел... — передумав в последний момент, не стал говорить правду Чеслав.
— Это чего же он там делал-то, мля-мля? — подставил дед ухо, чтобы лучше расслышать.
— Про то теперь только духи знают... Да, может, тот, кто жизни его лишил, — ответил Чеслав и скользнул взглядом по толпе соплеменников. А после дядьке Сбыславу прошептал тихо, так, чтобы не слышали остальные: — Я рядом был, когда его стрела настигла. Прятался он от кого-то.
— А ты? — тоже тихо спросил дядька.
— Искал его... Мне разузнать у него кое о чем надо было. Он, кажется, знал, кто смерти у нас, что зерно по весне, сеет. Да сказать про то мне не успел — стрела горло прошила...
Дед Божко, присев к телу отрока, хоть и подслеповатыми глазами, но очень внимательно осмотрел стрелу, а после, крякнув, поднялся и с легкой растерянностью сообщил собравшемуся люду:
— Стрела-то нашенская!
Тут уж люд утратил всякую сдержанность, и над толпой повис многоголосый возмущенный ропот:
— Нашенская?! Из своих кто-то?! Не может быть! Что же это за напасть такая?! За что мальчишку-то? Изверг какой-то! Найти его! Изловить!
— Да кто ж тот душегуб, что моими руками сделанными наконечниками своих же разит?! — перекрывал всех зычный голос кузнеца Тихомира.
Подождав, пока народ выговорится и немного поутихнет, Сбыслав уверенно, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения, пообещал:
— Убийцу Блага искать будем, а найдем — пощады пусть не ждет.
А после глава селения распорядился усилить охрану городища, предпринять другие предосторожности, да и округу прочесать ватагами. Только и Чеслав, и сам Сбыслав понимали, что толку от этого теперь будет мало. Ведь убийца среди них кроется. И следов видимых, как показали поиски молодого мужа, не оставляет.
— В меня ведь тоже стреляли, — все так же тихо сообщил родичу Чеслав, когда дядька, закончив разговор с мужами племени, подошел к нему.
Сбыслав посмотрел на него долгим, озабоченным, исполненным тревоги взглядом и убедительно посоветовал:
— А тебе, Чеслав, из городища лучше не выходить пока что. Не хватало нам еще одной смерти наглой! Отец твой покоя мне не даст даже из небытия — селения предков, если я тебя не сберегу, кровь нашу.
Чеслав ничего не ответил на эти предостережения, лишь молча кивнул и пошел в сторону своего жилища. И были у него на то неопределенное молчание, а скорее внутреннее несогласие с доводами старшего родича, свои причины и соображения. Но делиться ими он не стал, полагаясь на задуманную рискованную затею, что уже зародилась в его голове.
Для начала он решил поискать Кудряша, с которым они расстались возле бурелома, так как среди собравшихся соплеменников его видно не было. Погоня за Благом и буря разлучили их, и теперь Чеслав опасался, не случилось ли с другом чего лихого.
Внимательно высматривая товарища по дороге, а то и спрашивая о нем встречный люд, он наконец добрался до своего обиталища, а не обнаружив кудрявую потерю и возле дома, бросился в хату. Но и там Кудряша не оказалось. Не видать было и Болеславы.
С утра не имея и крошки во рту, Чеслав схватил краюху хлеба и, жадно жуя на ходу, хотел уже выйти из дома, когда навстречу ему, едва вписавшись в дверной проем — так спешил! — влетел Кудряш.
Завидев жующего Чеслава, он, едва не задохнувшись, то ли с радостью, то ли с обидой выпалил:
— Чеславка, да где ж ты запропал, кикимора тебя слопай?! Я ж обыскался тебя среди коряг тех непролазных! Уже не знал, что и помыслить!
