Глупо надеяться, что речь идет о принце Христиане, ее нелюбимом муже. Глупо надеяться и на то, что судьба именно для нее приготовила что-то приятное и нужное! Наверняка речь пойдет о Софии, ее дочери Фике! Быть может, на смотрины в Эйтин прибыл какой-то важный господин, быть может, София должна готовиться к переезду в новую страну, где из нее будут делать будущую владычицу какого-нибудь старинного княжества? Быть может, таким влиятельным господином окажется не посланник какого-то из коронованных домов Европы, а советник бея или визирь паши? Быть может, ее дочь найдет свою судьбу за океаном? Но ведь тогда и ей, мудрой и ласковой матери, непременно надо будет отправиться вместе с дочерью!..
Иоганна прикрыла глаза. Да, сменить постылый Штеттин на солнечный Стамбул или богатую Александрию… Ах, как это было бы кстати! А заодно уж и мужа, пусть лишь числящегося таковым, отставить, наконец соединившись с амантом.
«Но если мои надежды оправдаются, быть может, мне тоже встретится кто-то получше признанного, но незаконнорожденного сына? Вероятно, не стоит торопиться и звать Ивана за собой… Пусть уж все идет как идет. Главное – сбежать от Христиана, от мелочных расчетов, от пристальных подозрительных взглядов». «Отчего это, моя дражайшая супруга, вы, столь недавно покинувшая Париж, опять собираетесь в это гнездо похоти и разврата?» «Отчего это, милочка, вы не торопитесь отставлять от нашего дома всех этих молодых людей, кои, да простит меня Господь, столь же неуважаемы, сколь буйны, шумны и ветрены?»
«Ну какое ему дело, почему я опять тороплюсь в Париж? Почему он не оставит меня в покое?! В конце концов, я не только жена князя, но и сама – дочь Готторпского владетельного дома! Моя родословная восходит к Кристиану I, королю Дании, Норвегии и Швеции, первому герцогу Шлезвиг-Голштейнскому и основателю династии Ольденбургов! Еще неизвестно, кто из нас родовитее! Пусть утешается тем, что София воспитывается в этом холодном грязном Штеттине!»
Сейчас Иоганна отчего-то «забыла», что она сама никогда не пыталась взять в свои странствия дочь. Да и как ей такое могло бы в голову прийти?! Ведь гостила она не у тетушки, как о том говорила мужу, а именно у Ивана Бецкого, вот уже одиннадцатый год милого друга и верного аманта. Да, долго оставаться у него она не решалась, но все же… Что бы там делала София? Только бы мешала матери наслаждаться жизнью!
Однако сейчас тряская наемная карета направлялась не в веселый Париж, а, напротив, в известный своими сквозняками Эйтинский замок. Отчего именно там пожелал собрать всю свою родню Адольф Фридрих, Иоганна не знала. Собственно, не все ли равно где – в любом случае впереди целый месяц скучных бесед, едва слышного обмена колкостями и преувеличенно-громкого обмена любезностями. Быть может, повезет сказаться больной и сократить визит на пару недель. Но если речь идет о судьбе дочери, следует ли это делать? Ведь если судьба Фике решится наилучшим образом, то и ее, Иоганны, судьба может неторопливо войти в одну из холодных выстуженных гостиных.
Фике, прикорнув на плече у матери, пока не думала ни о цели приглашения, ни о том, с кем она там может познакомиться. От матери она была наслышана о своих многочисленных родственниках с длиннейшими родословными и пустыми кошелями, состоящими друг у друга на службе. «Наверное, туда следовало поехать отцу, – быть может, ему бы предложили новую должность или даже звание… Но почему отправились мы с матушкой?»
Девочка непроизвольно пожала плечами. Увы, ответов на эти вопросы не было, да она их и не ждала.
Дороги, мощенные камнем, были не так уж многочисленны. Поэтому, кстати, Христиан Ангальт и торопился отправить семейство до осенней распутицы. Дорога, занимавшая не так много времени, все же была необыкновенно утомительной, а постоялые дворы, где ночевали путешественники, даже самые богатые и знатные, могли предоставить всем одинаковые условия для отдыха. И хорошо, если это была не конюшня, а огромная комната с очагом. Конечно, иногда встречались и странноприимные дома поуютнее – с буфетом и отдельными номерами, – но вряд ли они были по карману любому проезжающему. Поэтому закончить такое путешествие хотелось как можно быстрее.
Всему когда-нибудь приходит конец, и вот колеса кареты загрохотали по мощеному двору замка будущего короля шведского Адольфа Фридриха. Да-да, так уж тесно переплелись судьбы владетельных домов Европы! Понятно волнение, с которым отправилась в путь Иоганна: она-то знала, что и дочь, да и ее саму в Эйтинском замке может ждать самая удивительная судьба, более чем невероятная – от юного принца давних европейских кровей до престарелого паши, пожелавшего украсить свой гарем наследницей северных земель…
Быть может, если бы так произошло, история сложилась бы совсем иначе. Но она не знает сослагательного наклонения – она вертит людьми по собственному разумению, а ее резоны далеко не всегда понятны людям. Чаще, конечно, непонятны совсем.
Карета остановилась.
– О, какое счастье! – прошептала Иоганна.
– Да, матушка, – кивнула Фике.
– Дитя, ты помнишь, о чем просил твой отец, принц Христиан?
– Да, матушка, – едва слышно ответила девочка.
– Повтори еще раз, как ты должна приветствовать его светлость, принца Адольфа Фридриха.
Фике послушно повторила. Она ни разу не сбилась и не замешкалась ни на мгновение, но все равно Иоганна осталась недовольна: этому цветистому приветствию явно не хватало искренности. Но тут уж ничего не поделать: Софии незачем знать, насколько важным может стать любой визит в любой из владетельных домов, даже если это всего лишь замок вдовствующей герцогини Брауншвейгской, которая воспитывала в свое время юную Иоганну.
– А теперь скажи, как следует приветствовать наставника принца Адольфа!
Фике и тут не сбилась ни словом, Иоганна и в этот раз была недовольна.
– А теперь, дитя, прежде чем мы войдем в замок, запомни. Ты всегда говоришь только после меня. Даже на прямые вопросы ты можешь отвечать лишь после того, как я тебе позволю – хотя бы кивком.
Фике тяжело вздохнула. Да, именно такого она и ожидала.
– Повинуюсь, матушка! – произнесла она, изо всех сил пытаясь сдержаться.
Иоганна распахнула дверцу кареты и ступила на камни у ступеней. Навстречу ей выбежал на вид двенадцатилетний мальчишка.
– Я Карл Петр Ульрих, герцог Голштинский! А вы кто такие? Зачем пожаловали?
Иоганна окаменела.
Из «Собственноручных записок императрицы Екатерины II»
Я увидела Петра III в первый раз, когда ему было одиннадцать лет, в Эйтине у его опекуна, принца-епископа Любекскаго. Через несколько месяцев после кончины герцога Карла-Фридриха, его отца, принц-епископ собрал у себя в Эйтине в 1739 году всю семью, чтобы ввести в нее своего питомца. Моя бабушка, мать принца-епископа, и моя мать, сестра того же принца, приехали туда из Гамбурга со мною. Мне было тогда десять лет. Тут были еще принц Август и принцесса Анна, брат и сестра принца-опекуна и правителя Голштинии. Тогда-то я и слышала от этой собравшейся вместе семьи, что молодой герцог наклонен к пьянству и что его приближенные с трудом препятствовали ему напиваться за столом, что он был упрям и вспыльчив, что он не любил окружающих и особенно Брюммера, что, впрочем, он выказывал живость, но был слабаго и хилаго сложения. Действительно, цвет лица у него был бледен и он казался тощим и слабаго телосложения. Приближенные хотели выставить этого ребенка взрослым и с этой целью стесняли и держали его в принуждении, которое должно было вселить в нем фальшь, начиная с манеры держаться и кончая характером.
