Впрочем, расслабиться бывший сержант, а ныне рядовой морпех в категории armatura, все же успел. В перерывах между заходами, слушая стоны из-за стенки, даже поговорил с Фульвией по душам. Оказалось, что девчонке восемнадцать лет и ее продал сюда родной отец.
— Как это продал? — не поверил своим ушам Федор.
Они лежали на широкой кровати, прикрывшись невесомым покрывалом, и попивали терпкое красное вино. На дворе стояла глубокая ночь, в комнате же горело несколько свечей, разгоняя кромешный мрак.
— Вот так, — ответила Фульвия, и сержант ощутил, как она вздрогнула от нахлынувших воспоминаний. — Взял и продал, когда мне исполнилось пятнадцать. Получил за меня хорошую цену от Манилия. Я оказалась лишним ребенком в семье.
— Как это лишним? — этот мир удивлял Федора все больше, и порою он чувствовал себя глупцом. — Разве бывают лишние дети?
— Конечно, бывают, — Фульвия состроила гримаску, а сержанту показалось, что она сейчас заплачет, — Когда ребенка не могут прокормить, в Риме его просто выбрасывают на улицу. Умирать. Там живет много людей, и каждый год рождается огромное количество никому не нужных девочек. Мне еще повезло, что в этот день по улице проходил Манилий, посетивший столицу. Он выкупил меня у моих родителей. Иначе я давно умерла бы с голоду.
— Какие же это люди? — пробормотал Федор. — Это звери какие-то. Разве же можно так… с детьми.
— У нас всегда так поступают, — шепнула девушка и удивленно обернулась к Федору, — это нормально. А у вас, что, не так?
Он помолчал некоторое время, затем нехотя сказал:
— Да всякое бывает, и детские дома переполнены. Но так, чтобы прямо на улицу детей выбрасывать — это нужно редким извергом уродиться.
Он допил вино, поставил чашу на столик и вскинулся, ощутив на себе взгляд. Фульвия пристально смотрела на него.
— А ты сам-то, Федр, откуда? — спросила она, отважившись. — Нам запрещено беспокоить… клиентов… вопросами, но все же…
— Да ладно, — махнул рукой Чайка. — Я издалека. С севера.
— Из Этрурии?
— Еще дальше.
Девушка снова посмотрела на него, но на этот раз в ее взгляде промелькнул испуг.
— Так ты галл?
— Что вы все заладили — галл, да галл! — разозлился он. — Боитесь вы, смотрю, этих галлов.
— Просто за границей Этрурии живут только галлы, — пролепетала девушка, протянула к нему руку и осторожно погладила по голове. — А ты высокий, выше римлян, и волосы у тебя светлые. Вот я и решила, что…
— Да не галл я, — перебил ее Федор. — За северными перевалами ведь не только галлы живут. За ними еще много народов обретается. И мой среди них.
Но вряд ли девушка что-нибудь поняла из его невнятных объяснений. Тогда он налил себе и ей еще вина. Осушил свою чашу залпом, заел сочным персиком. Фульвия пила осторожно, мелкими глотками.
— Послушай, а ты что — из самого Рима? — Федор опять завел разговор о прошлом.
— Да, — кивнула девушка, — но я уже почти забыла, как он выглядит. Помню лишь огромные площади и высокие каменные дома. Толпы людей в пурпурных тогах на каменной мостовой. А также множество колесниц, в которых разъезжают знатные граждане. Но я редко бывала в дорогих кварталах, мы с семьей жили на окраине, у самых крепостных стен. Наверное, потому мне этот блеск и запомнился. А еще я помню, у меня остались там две сестры и брат.
Федор не стал расспрашивать дальше. Фульвия и так сегодня пережила немало воспоминаний детства, а оно у нее выдалось, по сравнению с отрочеством самого Федора, просто ужасным.
После таких разговоров на близость его больше не тянуло. Неловко как-то получилось. Поэтому, несмотря на то, что купленный за бешеные деньги жетон позволял ему пользоваться красавицей еще неоднократно, он лег на спину и заснул. Не помешали даже непрерывные, громкие стоны из соседней комнаты. А когда лучи солнца, проникшие сквозь небольшое оконце, разбудили его, то легионер обнаружил у себя на плече маленькую головку.
Фульвия крепко спала, положив ему на грудь свою тонкую руку. Хорошо отдохнувший морпех попытался выскользнуть незаметно, но девушка проснулась. Он по-отечески поцеловал ее в лоб, вылез из-под покрывала и начал облачаться. А она продолжала следить за ним с ложа, разбросав по подушке гриву своих черных волос и изогнувшись, как молодая пантера.
Уже надевший исподнее, тунику и сандалии Федор даже собрался опять раздеться и напоследок овладеть ею еще разок — так она была соблазнительна — но сдержался. Поднял с пола лежавший там кожаный панцирь, набросил через голову и стал зашнуровывать на боках. Во время сих упражнений ему пришла в голову мысль поинтересоваться, сколько денег Фульвии перепадает от стоимости столь дорогих жетонов, и не заставляет ли ее содержатель притона работать бесплатно, но передумал.
«Что я ей, отец родной, что ли? — отчитал себя разомлевший морпех. — Тоже мне, защитник проституток нашелся». А когда девушка соскользнула на пол и, приобняв его сзади, стала помогать зашнуровывать панцирь, все же выдавил из себя:
— Манилий тебя не обижает?
Фульвия вздрогнула и, странно посмотрев на него, ответила.
— Нет.
— А…клиенты?
— Ну ладно, — сказал Федор, не дождавшись ответа, — прощай, пойду я.
Он поцеловал Фульвию, перебросил через плечо ремень, на котором покоился в ножнах меч, нахлобучил шлем и толкнул дверь. В этот раз щит и пилумы им позволили оставить на оружейном складе, несколько скрасив тем самым досуг легионерам, но меч при себе иметь полагалось.
Спускаясь по длинной лестнице в кабак, выглядевший с утра пустынным, он заметил поднявшегося ни свет, ни заря Квинта. Федор даже удивился, увидев друга уже здесь. Сержант предполагал, что ему придется долго ждать, пока половой гигант из Бруттия проспится. Но перенесший бурную ночь Квинт, как ни в чем не бывало, уже пил вино, закусывая его козьим сыром и хлебом. В углу Федор заметил и самого хозяина заведения — тот подсчитывал барыши.
— Как прошла ночь? — поинтересовался дородный хозяин борделя, сгребая монеты со стола и ссыпая их в объемистый кошелек, когда Федор поравнялся со столом. — Удовлетворила ли стройная Фульвия все ваши желания?
— Вполне, — кивнул бывший сержант, — прикажи принести мне вина и копченого мяса с оливками.
— Будет исполнено, — Манилий сразу утек в направлении кухни.
И вскоре перед Федором, примостившимся за столом рядом с другом, уже стояло блюдо с благоухающим запеченным мясом и плошка с оливками. Хозяин сам обслужил дорогого гостя, принесшего ему сегодня хорошую прибыль. Но едва Манилий собрался уходить, как Чайка бесцеремонно схватил его за тунику.
— Послушай сюда, толстяк, — проговорил он отчетливо, делая ударение на каждом слове, — проследи за тем, чтобы девчонку не обижали.
С этими словами он кинул Манилию еще пару монет.
