— Я прослежу, — согнулся Манилий в коротком поклоне, но на лице его легко читалось, что он не собирается выполнять своих обещаний.
И Федор принял это к сведению. Поэтому вместо того, чтобы отпустить край туники, он задержал ее в кулаке и добавил:
— А если узнаю, что ей сделали больно, вернусь и отрежу тебе…самое дорогое. Понял?
На этот раз Манилий кивнул с должным пониманием и ретировался на кухню.
— Зря ты так, — буркнул Квинт, — далась тебе эта девчонка. Ни кожи, ни рожи. То ли дело крепкозадая Идилла.
И он мечтательно поднял глаза к небу.
— Да и вообще не стоит с Манилием сориться. У него тут такие люди бывают. Для карьеры может пригодиться.
— Не лезь не в свое дело, — оборвал его Федор, — да и вообще кто бы говорил… Ты про драку с декурионом уже забыл?
— Да, — признал Квинт, — тут ты прав. Дал я маху. Мог бы на проблемы нарваться. Спасибо, что выручил.
Он налил себе и приятелю еще вина. Они выпили и продолжили трапезу.
— Скоро в поход, брат Тертуллий, — вдруг заявил Квинт, отхватывая кусок лепешки.
— С чего ты взял? — удивился Федор, со вкусом прожевывая оливки и выплевывая косточки. — Гней ведь ничего не говорил.
— Не зря же нас «попастись» отправили. Так всегда делают перед походом, — заявил Квинт, — Это традиция.
Чайка уже настолько часто убеждался, что информация рыбака из Бруттия по большей части подтверждалась, что не стал спорить. И Квинт как в воду глядел. Не успели последние морпехи вернуться в расположение части, как Гней собрал всех на вечернюю перекличку.
— Легионеры, обучение закончено. Пришла пора показать себя в деле, — он по обыкновению взмахнул виноградной лозой, свист которой во всеобщей тишине показался очень громким. — Теперь вы достойны сойтись в битве с настоящим врагом.
Пока Гней переводил дух, Федор к своему удивлению обнаружил в гавани помимо пяти знакомых квинкерем, уже считавшихся частью пейзажа, еще десять. Триер, кажется, тоже прибавилось. Теперь в знакомой акватории Тарента вырос настоящий лес мачт, а вода еле просвечивала меж деревянных корпусов. «Интересно, — подумал Федор, — откуда они взялись?»
Центурион сделал несколько шагов вдоль строя и сообщил главное:
— В горных провинциях Лукании восстание.
[61]
Мятежные луканы перебили римские гарнизоны и заперлись в своих крепостях. Мы ближе, чем Рим. Поэтому нам приказано подавить восстание. Завтра утром четвертый легион союзников из Тарента, которым командует военный трибун Прокул Постумий, снимает свой лагерь и отправляется в Апулию на соединение с третьим и четвертым римскими легионами, возглавляемыми консулом Луцием Эмилием. Оттуда они форсированным маршем пройдут в Луканию и нанесут удар с востока по крепостям луканов в горной части страны, а затем спустятся к побережью. Наша задача — за это время пожечь тылы врага на западном побережье, перерезать пути к отступлению и разорить порты. Мы поддержим удар консульской армии с моря.
Гней немного помолчал, утомленный собственным многословием, и закончил, указав рукой на прибывшие в порт корабли.
— Наши силы выросли. Предстоит настоящее дело, где каждый из вас получит возможность отличиться. А сейчас всем отдыхать. Отплываем на рассвете.
На следующее утро все манипулы морских пехотинцев Таррента, плотно перекусив, погрузились на корабли, прихватив оружие, и вышли в море. Разместившись в заранее отведенных для них помещениях, морпехи из первой центурии первой манипулы вышли на палубу осмотреться и поболтать с моряками из команды «Гнева Рима», что им не возбранялось во время похода.
Встав у ограждения, где теперь развешивались их щиты на специальных упорах, Федор и Квинт сначала следили за действиями моряков, ставивших паруса, а затем их внимание переключилось на флот, шедший позади.
Квинкерема «Гордость Рима» первой рассекала волны залива.
— Смотри, брат Тертуллий, — заметил Квинт с гордостью, — мы с тобой на главном корабле идем. Значит, нам почет и уважение. А вон и сам Памплоний!
Федор проследил за указующим перстом и, действительно заметив на башне Памплония в блестящей кирасе и шлеме, кивнул. Рядом с ним находился Гней Фурий Атилий. Военачальники что-то оживлено обсуждали, разглядывая еще близкий берег.
Получалось, что морпехи действительно стояли на палубе флагманской квинкеремы, за которой выстроились в кильватерном строю четыре знакомых пятипалубника: «Гром», «Хищник», «Смертоносный» и даже «Сила Тарента», где морпехами командовал Гай Флавий Кросс, оставшийся в прошлый раз с ними на берегу.
А следом шли еще десять незнакомых квинкерем — грозная сила. Причем половина из них несла на себе, кроме «ворона», еще по две башни.
— Ребята говорят, что это часть нашего флота, вернувшаяся после уничтожения пиратов в Иллирии, — сообщил Квинт, разглядывая плавучие крепости, — а служат там сплошь принципы и триарии. Таких, как мы, вообще нет.
— Понятно, — ответил Федор, — корабли «бывалых».
— И на триерах та же ерунда, — поделился информацией Квинт. — Одни принципы.
Помимо квинкерем Федор разглядел эскадру из двадцати двух триер, рассекавшую волны немного правее самых крупных кораблей. На них тоже находились морские пехотинцы, правда одна триера могла взять на борт не больше центурии. Зато центурии принципов, если верить Квинту. А это дорогого стоило. Но флот поддержки сухопутной армии этим не ограничивался. Еще ближе к берегу Федор заметил паруса не менее, чем двух десятков либурн с располагавшимися на них солдатами. Это были те самые суденышки, на одном из которых он якобы плыл из своей деревни в Калабрии.
— А на либурнах кто? — уточнил Федор на всякий случай.
— Не знаю, — разочаровал его Квинт, — но кроме нас, гастатов больше нет. Значит, кто-то из «бывалых». Либо принципы, либо триарии. В этот раз что-то мало солдат набрали в обучение. Видно, не успели, дело неожиданное вышло.
Покинувший утром гавань Тарента римский флот, двигавшийся со скоростью квинкерем, к концу первого дня встал на якоря в неизвестной пустынной бухте, где пространство позволяло разместить такое количество судов. Берег оказался холмистым, с огромными каменными глыбами, но небольшое плоское пространство все же нашлось. Памплоний не рискнул вытаскивать суда на берег, кроме самых легких либурн, но лагерь приказал построить.
Однако, этих мест не знал лишь Федор, а вот рыбак из Бруттия некогда изучил их вдоль и поперек. Примерно на полпути до ночной стоянки, увидев какой-то холм на берегу, Квинт начал орать и показывать на него пальцем. Скоро выяснилось, что где-то здесь, на мысу, огибаемом в тот момент военной армадой Тарента, находилась его деревня.
