– То такой вьялый, невидный? Как прокисшее молоко на мир глядящий? Как же-с, видали…
– Ох, Алексей, да пусть он хоть весь на кислое молоко изойдет… Лишь бы сестрица Анна хоть ненадолго обо мне забыла да нам всем позволила вздохнуть посвободнее…
– Не гневи бога, Лизанька. Все же добре – вон, платье новое у тебя, карету недавно купили да лошадок… Все у нас буде так, как тебе зажелается. Потерпи, коханая…
Теплые губы коснулись сначала лба Елизаветы, а потом шеи. Ох, с каким бы удовольствием она бы забыла сейчас о долге, увозящем ее прочь от Алексея, в вечно холодный и темный даже среди ясного дня дворец!
Но, увы, сам бы Алексей наладил ее туда. «Долг, коханая, пока велит поступать так. Терпи – терпением, батюшка Ферапонт повторял многажды, великие империи строились…»
Цесаревна улыбнулась воспоминаниям. Должно быть, от них, а не от вина иноземного, тепло вновь окутало ее легкой шалью. Должно быть, от них загорелись мягким светом глаза.
– Чему улыбается столь светло прекрасная принцесса? – послышался рядом голос китайского посла.
Елизавета присела в книксене – так уж выучили ее еще у Меншиковых. Знакомство всегда следует начинать с поклона, говаривал Александр Данилович.
Посол, улыбнувшись, тоже поклонился. Эта высокая и статная дама была природой одарена щедро и даже роскошно. Ей бы, а не черноволосой и оплывшей Анне сидеть сейчас на троне, принимать верительные грамоты да избирать амантов из числа посланников. Но, увы, жизнь такова, какова она есть…
– Воспоминаниям, любезный посланник, – ответила Елизавета.
– Должно быть, воспоминания эти прекрасны… Как бы я хотел, чтобы вы, вспоминая когда-нибудь обо мне, ничтожном, улыбались столь же прекрасно.
– Для этого мне нужно лишь узнать вас так же, как я знаю предмет моих воспоминаний. – Тонкая ехидная ухмылка чуть искривила губы цесаревны.
Но посланник не остался в долгу.
– Так за чем же дело стало, принцесса? Вот он я, готов к пристальному изучению…
Елизавета протянула руку в перчатке.
– Будем же знакомы, сударь.
– Весьма рад близкому знакомству, – ответил посол далекой восточной страны, едва заметно пожимая пальцы без колец.
Из воспоминаний маркиза де ла Шетарди
«Некая Нарышкина, вышедшая с тех пор замуж, женщина, обладающая большими аппетитами и приятельница цесаревны Елизаветы, была поражена лицом Разумовского, случайно попавшегося ей на глаза. Оно действительно прекрасно. Он брюнет с черной, очень густой бородой, а черты его, хотя и несколько крупные, отличаются приятностью, свойственной тонкому лицу. Сложение его так же характерно. Он высокого роста, широкоплеч, с нервными и сильными оконечностями, и если его облик и хранит еще остатки неуклюжести, свидетельствующей о его происхождении и воспитании, то эта неуклюжесть, может быть, и исчезнет при заботливости, с какою цесаревна его шлифует, заставляя, невзирая на его года, брать уроки танцев, всегда в ее присутствии, у француза, ставящего здесь балеты… Нарышкина обыкновенно не оставляла промежутка времени между возникновением желания и его удовлетворением. Она так искусно повела дело, что Разумовский от нее не ускользнул. Изнеможение, в котором она находилась, возвращаясь к себе, встревожило цесаревну Елизавету и возбудило ее любопытство. Нарышкина не скрыла от нее ничего. Тотчас же было принято решение привязать к себе этого жестокосердого человека, недоступного чувству сострадания».
Глава 6. Пристроить поудачнее или ожидать любви
– Что делать, ума не приложу.
Екатерина нервно расхаживала между золочеными креслами. Последнее время неудачи с заключением брака Елизаветы беспокоили ее все больше. Как вода меж пальцев, утекали возможности, связи, перспективы… Чем дальше, тем хуже, унизительнее, напряженнее становились переговоры по этому вопросу – нет, внешне все выглядело более чем прилично и достойно, но ей ли не знать, что скрывается за вежливыми сладкими улыбками ключевых фигур европейского политика? Так, черт побери, скоро их и вовсе перестанут воспринимать всерьез – их, российских монархов!
– А чем вам не по нраву принц Голштинский?
Екатерина резко остановилась. Непривычно вкрадчивым был голос Остермана, слишком мягким, обволакивающим…
– Что?
– Карл Август, молодой принц, кузен Карла Фридриха. Я полагаю, мы все незаслуженно забыли о нем. Он хорош собой, умен, силен физически, к тому же обладает прекрасным здоровьем, что позволяет рассчитывать на то, что он проведет на троне много лет и принесет огромную пользу своему государству. А кроме того, он сможет произвести на свет наследника, равного себе по всем самым лучшим качествам, и этот наследник сможет укрепить еще больше нашу давнюю дружбу с голштинским герцогством…
Давняя дружба, о да… Можно, конечно, и так назвать череду бесконечных интриг и войн с германскими державами… Но, впрочем, они перемежались достаточно значимыми приятными событиями, и иметь дело с господами из Пруссии, пожалуй, все же лучше, чем с лягушатниками французами или, прости господи, поляками… Екатерину передернуло – она никак не могла забыть презрительного отказа в пользу дочери польского короля…
Карл Август… Почему бы и нет? О нем, помнится, писала и Аннушка, упоминая как бы между прочим и заинтересованность своего супруга в этом выгодном предприятии. Французский престол, конечно, заманчив, но очень обременителен. Мечты Петра Первого были слишком честолюбивы, а планы слишком грандиозны… Не ей, слабой женщине, воплощать их. Не может она так усложнить себе жизнь, ей нужно сохранить трон и обеспечить дочерям пускай не особенно великое, но надежное и верное место среди монархов Европы. А блеск… Что блеск? Чем выше летаешь, тем страшнее падение – и самый блистательный престол может оказаться западней, ведущей лишь к превратностям и печалям…
Как же все эти годы ей хотелось забыть то, о чем неустанно напоминали ехидные, исподтишка, взгляды придворных, чуть слышные перешептывания за спиной, мимолетные насмешливые взгляды… И кто бы еще упрекал ее? Кто был бы ей судьею? Мелкие людишки, десятилетиями отиравшиеся у трона в попытках подобрать крохи, сыплющиеся от изобилия монархов? Развратники и подлецы, стремящиеся сколотить себе состояние да найти девицу покрасивее да пораспутнее, чтобы погрела бочок под старость лет? Дамы, кичащиеся своим благородным происхождением – сколько ваших мужей обязаны «происхождением» только милости Петра Великого? – и брезгливо кривящие губки при упоминании «грязной маркитантки»?
Про маркитантку она как-то своими ушами слышала, все остальное вслух старались не произносить – страшно боялись царского гнева. Правильно боялись – даже сейчас она непроизвольно поджала губы и горделиво расправила плечи.
Что знаете вы, «дамы высокого происхождения», о том, что такое тысячи военных, поток которых не прекращается ни на день, ни на час, ни на минуту? Ими полны все дома, все кабаки и лавки, от них нет прохода на улицах, а ты в своем доме уже не хозяйка, а заложница, и ты в полной их власти, и с тобой могут сделать все что угодно, а твой старик отец будет не в силах помочь тебе…
