К тому же вспомним, как при Романовых непросто им жилось. Правление Романовых, по сути диктатура, было довольно жестким, простолюдины и чужестранцы вроде Меншикова и Лефорта слишком сильно влияли на российскую политику. Единственным выходом им виделось принципиальное ограничение монаршей власти, передача старой боярской элите Москвы, консервативной и приверженной православным обычаям, весьма широких полномочий. Тот же Дмитрий Голицын создал манифест, который описывал и права и обязанности новой монархии, первой представительницей которой должна была стать Анна.
В манифесте значилось, что надобно увеличить число тех, кто ответственен за принятие решений: законоположение предусматривало невероятно широкое участие дворянства в государственных делах. Все члены Тайного совета подписали сей документ, кроме Андрея Ивановича Остермана, первого кабинет-министра, который по обыкновению уклонился, сославшись на недомогание, – у каждого есть свой секрет, как подольше продержаться у кормила имперской власти и при этом не нести ни за что ответственности. Вот условия, что значились в манифесте, который Анна Иоанновна подписала, дабы все-таки стать русской царицей и избегнуть жизни в нищете и забытьи: императрица не принимает никаких решений без согласия Тайного совета, она не будет ни объявлять войну, ни заключать мир без его попечительства. Царица не может выносить приговор в отношении какого-либо дворянина и не должна конфисковать имущество обвиняемого, по крайней мере прежде, чем его вина будет доказана со всей непреложностью. И наконец, царица лишается права вступить в брак и сама назначить себе преемника. Каково было ставить подпись Анне под таким манифестом, особенно если вспомнить, что ей исполнилось тридцать семь – и она могла быть не только стареющей марионеткой, но и стать женой и заботливой матерью.
Анне внушали, что ее избрание произошло по воле народа. Однако основные условия, согласно которым бразды правления, и весьма ограниченного правления, заметим, все-таки стали известны будущей царице, до сих пор терпеливо ожидающей окончательного решения в Митаве. Уже упомянутый Андрей Иванович Остерман, хитрая лиса, втайне от Совета, разработал иной проект уже в пользу Анны. Почти неограниченная власть царицы, осознающей, кому она этим обязана, должна была стать для него гарантией, что за ним сохранится пост министра иностранных дел. О Елизавете, казалось, все забыли, ею пожертвовали.
Вельможи предпочли особу безликую и, как они надеялись, более управляемую. Родовитая знать полагала, что из женщины, лишенной политического опыта, сможет вить веревки.
Персона Елизаветы для всех этих политических игрищ явно не годилась – как белый день было ясно, что дочь Петра и Екатерины намерена продолжать дело своего отца, поддерживаемая министрами и царедворцами, признанными Петром Великим. Пусть при этом и лишится поддержки боярской верхушки. Бояре даже боялись представить, что именно сделает с ними цесаревна, ежели придет к власти – она и сейчас, будучи по существу никем, открыто потешалась и злословила, без различия чинов и званий.
В середине января к Анне были отправлены официальные курьеры Тайного совета. Каким образом Анну известили об интригах, плетущихся вокруг трона, и о том, что до последней минуты еще не решено, кто же станет следующим правителем России – неведомо. Однако Анна была все же монарших кровей и, всю жизнь проведя в тихой Митаве, дурой отнюдь не стала… Она сразу приготовилась вести двойную игру – любезно приняла Василия Долгорукого и без колебаний подписала поистине унизительные условия своего восшествия на престол. Она, а вот это уже настоящее чудо, согласилась даже с тем, что ее любовник Бирон не последует за ней в Россию. Бумага была утверждена.
Анна отправилась в путь, исполненная решимости отстаивать права, рассчитывая опереться на сторонников неограниченного самодержавия, располагавших серьезным козырем: безоговорочной поддержкой гвардии.
Члены Верховного Тайного совета встречали Анну в нескольких верстах от столицы. Государственный канцлер Головкин почтительно вручил новой владычице орден Святого Андрея Первозванного.
– Отчего меня не встречает гвардия? Царица присягу гвардейцев принимать желает.
Советники испытали некоторое замешательство – когда-то присяга и поддержка гвардии позволила Екатерине Первой завладеть троном.
Однако это были еще не все «несовпадения» с разработанным для ограниченной в правах монархини протоколом. Анна повелела величать себя полковником Преображенского полка, а Семена Салтыкова, кузена, тотчас же произвела в генерал-лейтенанты того же полка. Члены Тайного совета впервые почувствовали неженскую хватку царицы Анны. И ощутили, что в глубинах самого совета зреют комплоты, которые разрушат монолитную силу Совета, а то и вовсе приведут к его уничтожению.
На первом же заседании царица заставила Долгорукого и Головкина вслух прочитать манифест. Едва чтение закончилось и стало ясно, какую грязную бумагу состряпали эти достойные вельможи, царица собственными руками разорвала договор, который подписала в Митаве. В тот же день Верховный тайный совет будет упразднен и заменен кабинетом министров. Войска получили указ изготовиться к новой присяге. На каждом перекрестке установили посты. Голицына и Долгорукого сослали в их имения, подальше от столицы. И наконец, во все губернии были разосланы курьеры с отрадной вестью: Россия вновь имеет царя. Точнее – царицу. Властительницу, а не марионетку.
Состоялась коронация, но Елизавета на ней не присутствовала, предпочтя поздравить кузину письменно. Ее отсутствие разгневало Анну, от природы мстительную и злопамятную. Императрица опасалась цесаревны и ее кипучей натуры. К тому же она была недурно осведомлена о том, кто поддерживает дочь Петра в ее притязаниях на трон.
Подобная непочтительность, конечно, должна быть строго наказана: Анна решает удались Елизавету в имение, да при этом навсегда лишить ее даже слабой надежды на воцарение, пусть и по смерти кузины. Меньше чем через год после коронации Анна издает указ о новом порядке наследования престола – теперь исключительное право на трон принадлежит ее тринадцатилетней племяннице Анне Леопольдовне фон Мекленбург-Шверинской.
Юная герцогиня получила титул ее величества и обосновалась при дворе. Потомству же Петра Первого, казалось, уже навсегда отказано во всех правах, но тем не менее новая императрица не раз злобно сетовала на то, что голштинский принц – сын Анны Петровны, племянник Елизаветы и внук великого государя, – еще жив.
Елизавета стала жить в Летнем дворце, превратившись в схимницу и почти затворницу. Казалось, отныне она обречена прозябать только в своих поместьях и появляться при дворе в особых, крайне редких случаях.
Для Елизаветы наступали черные дни. Сначала Анна сослала ее в женский Свято-Успенский монастырь в Александровской слободе, в ста верстах к северо-востоку от Москвы. Императрица всерьез подумывала, не постричь ли соперницу в монахини – идея, от которой ее сумел отговорить Бирон, любовник царицы, давным-давно уже покинувший Курляндию. Этот человек, осмотрительный и предусмотрительный, не желал ссориться с дочерью первого русского императора. Более того, за спиной своей покровительницы он время от времени оказывал ей мелкие знаки внимания. Хотя, думается, Анна Иоанновна об этом преотлично знала, ибо ее любимым детищем была вновь устроенная Тайная канцелярия.
