— Я бежал по улице.
— Да, когда совершал свой побег.
— Потому что мы не принадлежали Старому Нику.
— Ты прав. — Доктор Клей улыбается. — А ты знаешь, кому принадлежишь ты?
— Да.
— Самому себе.
Тут он не прав, я принадлежу Ма.
Мы открываем для себя все новые и новые комнаты в клинике. Здесь есть комната с гигантским телевизором, и, узнав об этом, я прыгаю от радости, надеясь увидеть Дору и Губку Боба, я уже тысячу лет их не видел, но по телевизору показывают гольф, который смотрят три старика, я не знаю, как их зовут.
В коридоре я вспоминаю слова доктора и спрашиваю:
— А что такое благо?
— А?
— Доктор Клей сказал, что я сделан из пластика и скоро все забуду.
— А, — отвечает Ма. — Он думает, что ты больше никогда не будешь вспоминать нашу комнату.
— Нет, буду. — Я с удивлением смотрю на нее. — А что, я должен ее забыть?
— Не знаю.
Она теперь все время говорит «не знаю». Ма ушла далеко вперед, она уже у самой лестницы. Мне приходится бежать, чтобы догнать ее.
После обеда Ма говорит, что нам надо снова идти гулять.
— Если мы будем все время сидеть в комнате, то для чего тогда был нужен наш Великий побег? — Ее голос становится скрипучим, и она уже завязывает шнурки.
Я надеваю шапку, очки, ботинки, мажу лицо липкой смесью и уже чувствую себя уставшим.
Норин ждет нас у аквариума с рыбками. Ма разрешает мне пять раз покрутиться в двери. Наконец мы выходим на улицу.
Солнце светит так ярко, что я чуть было не кричу. Потом мои очки темнеют, и я ничего не вижу. Из-за того, что из носа у меня течет, воздух пахнет как-то странно, а шея напряжена.
— Представь себе, что ты видишь все это по телевизору, — говорит мне на ухо Норин.
— А?
— Ну, хотя бы попытайся. — И она начинает говорить голосом диктора: — «Мы видим мальчика по имени Джек, который вышел погулять со своей Ма и подругой Норин».
Я смотрю на нее.
— А что это на лице у Джека? — спрашивает Норин.
— Крутые красные очки.
— Смотрите, вот они пересекают стоянку для машин в теплый апрельский день.
На стоянке четыре машины — красная, зеленая, черная и золотисто-коричневая. Этот цвет называется «жженая сиена», а в коробке у доктора Клея есть такой мелок. Внутри машины похожи на маленькие дома с сиденьями. Над зеркалом в красной машине болтается медвежонок. Я глажу нос этой машины, он гладкий и холодный, как кубик льда.
— Не трогай, — говорит Ма, — может сработать сигнализация.
Я этого не знал и поскорее убираю руки.
— Пойдем погуляем по травке. — Ма тянет меня за собой.
Мои ботинки сминают зеленые иголочки. Я наклоняюсь и глажу их, и они не режут мне пальцы. Палец, который тяпнул Раджа, почти уже совсем зажил. Я рассматриваю траву и вижу в ней ветку, и коричневый лист, и еще что-то желтое. Вдруг я слышу отдаленный рев и поднимаю голову. Небо такое большое, что я чуть было не падаю.
— Ма, смотри, еще один самолет!
— Это — след инверсии, — говорит она, показывая на белую полосу позади него. — Наконец-то я вспомнила, как он называется.
Я нечаянно наступаю на цветок, здесь их сотни, а не один букет, который сумасшедшие люди прислали нам по почте. Они растут прямо из земли, как волосы на голове.
— Это — нарциссы, — говорит Ма, показывая на цветы, — а вот это — магнолии, тюльпаны, сирень. А это что, яблони цветут? — Она нюхает все, что называет, и тыкает меня носом в цветок с сильным сладким запахом — от него у меня кружится голова. Ма срывает ветку сирени и протягивает мне.
Рядом с деревьями лежат какие-то великаны, они как будто покрыты кожей, но когда мы гладим их, то ощущаем ладонями бугорки. Я нахожу треугольный предмет величиной с мой нос, и Норин говорит, что это камень.
— Ему миллионы лет, — говорит Ма.
Откуда она это знает? Я переворачиваю камень, но на нем нет никакого ярлыка.
— Ой, посмотри. — Ма садится на корточки.
В траве что-то ползет. Это муравей.
— Не надо! — кричу я и закрываю его руками, как броней.
— Что это с ним? — спрашивает Норин.
— Прошу тебя, — говорю я Ма, — не дави его.
— Не бойся, — отвечает она, — я и не собиралась его давить.
— Правда?
— Правда.
Но когда я отнимаю руки, муравья уже нет, и я плачу. Но тут Норин находит еще одного и еще, два муравья тащат что-то, в десять раз превышающее по размеру их обоих. С неба, кружась, спускается какой-то предмет и приземляется рядом со мной. Я отскакиваю.
— Ой, это же кленовый ключик, — говорит Ма.
— Почему кленовый?
— Потому что это семечко кленового дерева с парой крылышек, которые помогают ему улететь подальше.
Этот кленовый ключик такой тонкий, что я вижу его насквозь: маленькие прожилки, а в середине — коричневое утолщение и крошечная дырочка. Ма бросает его в воздух, и он снова падает на землю.
Я показываю ей другое семечко, с которым что-то не так.
— У него осталось только одно крылышко, а другое отлетело. — Я подбрасываю его высоко вверх, но оно все равно планирует на землю, и я кладу его в свой карман.
Тут я слышу громкий пульсирующий звук, а когда поднимаю голову вверх, то вижу вертолет, который гораздо больше самолета. Это — самая крутая вещь, которую я сегодня увидел.
— Скорее домой, — кричит Норин.
Ма хватает меня за руку и тащит.
— Подождите… — кричу я, но дыхание у меня сбивается, они обе тащат меня за руки, а из носа течет. Когда мы проскакиваем через крутящиеся двери, в голове у меня стоит туман. Этот вертолет был набит папарацци, которые пытались сфотографировать нас с Ма.
После дневного сна моя простуда не проходит. Я играю со своими сокровищами: с камнем, поврежденным кленовым ключиком и сиренью, которая уже завяла. Бабушка приводит новых посетителей, но сама ждет снаружи, чтобы в нашей комнате было не так тесно. Новых посетителей двое, их зовут дядя Пол, у которого прямые волосы, доходящие только до ушей, и Диана, моя тетя, в прямоугольных очках. На голове у нее миллион черных косичек, похожих на змей.
— У нас есть маленькая девочка по имени Бронуин, которая будет очень рада познакомиться с тобой, — говорит мне тетя. — Она и не знала, что у нее есть двоюродный брат, — впрочем, о твоем существовании мы узнали всего два дня назад, когда позвонила твоя бабушка и сообщила о вашем побеге.
— Мы хотели сразу же мчаться сюда, но врачи сказали… — Пол замолкает и вытирает кулаком глаза.
