— Так чего ж тянешь-то, Алексей Петрович! — воскликнула Елизавета. — Дочь Вельяминова здесь… Она уж давно должна быть мне представлена. Ну-ка, зови ее скорей.
Явилась Наталья, тихая и заплаканная, в наряде черном, покроя строгого. Елизавета окинула девушку быстрым взглядом. Ревнивая до чужой прелести, Государыня однако находила удовольствие в созерцании красоты отличного от ее типа, поэтому Наталья чрезвычайно ей понравилась. А девушка, увидев, наконец, так близко саму Императрицу, упала ей в ноги.
— Ваше Величество… помилосердствуйте… мой брат… — голос ее сорвался, и непритворные горькие слезы полились из глаз. Прижимаясь лбом к белой руке Елизаветы, девушка омачивала слезами юбку Царицы, и растрогала впечатлительную Государыню тоже едва ли не до слез.
— Дитя мое, — ласково проговорила Елизавета, — не плачьте. Брат ваш будет найден… живым и здоровым.
Бестужев напомнил о себе деликатным кашлем.
— Я, Ваше Величество, — словно смущаясь, заговорил он, — осмелюсь напомнить, что Александр Вельяминов — преданнейший мой сотрудник, вернейший слуга Ваш и любезного нашего Отечества. Он посвящен во многие тайны моей службы. Поэтому розысками такого человека должен заниматься никто иной, как сам начальник Тайной канцелярии…
— Так и поручим ему сие, — ласково пропела Елизавета. — Ну-ну…
Наталья забилась в безудержных рыданиях.
— Бедная девочка, не мучайте себя, все будет хорошо — ваша Царица обещает вам! Алексей Григорьевич!
Разумовский поклонился.
— Распорядись от моего имени, чтобы Андрея Ивановича немедленно, слышишь, голубчик — немедленно! — вызвали ко мне.
Граф вновь поклонился и скрылся за дверьми.
— Вот увидите, генерал-аншеф разыщет вашего любезного брата в один день. А пока, голубка, — Елизавета усадила юную Вельяминову рядом с собой на роскошное канапе, — в ожидании Андрея Ивановича расскажите мне о себе, бедная сиротка…
Приободряемая ласковым взглядом серо-голубых глаз Императрицы, Наталья успокаивалась. Поначалу она тихо и коротко отвечала на вопросы Государыни, а потом оживилась и принялась рассказывать о своем отроческом житье-бытье, ничего не утаивая. Елизавета весело смеялась, слушая о ее проказах, рассказ находил в ее сердце живой отклик — нравом она в юности была совсем такая же.
Бестужева никто не выгонял, он слушал и ликовал про себя. С самого начала он был уверен, что Наталье удастся очаровать Государыню — так оно и случилось.
Время прошло незаметно, и вот уже докладывают о прибытии генерал-аншефа…
Войдя к Ее Величеству, Ушаков оценил обстановку мгновенно. Но если что-то и екнуло у него внутри — виду не подал.
— Андрей Иванович, — произнесла Императрица, когда генерал почтительнейше склонился над ее рукой. — Видите эту милую девушку, мою славную гостью? У нее исчез брат.
— Исчез, Ваше Величество? — спокойно переспросил Ушаков.
— Вице-канцлер говорит: похищен.
Андрей Иванович метнул взгляд на Бестужева, тот учтиво поклонился.
— Так вот тебе мое высочайшее повеление, — продолжала Елизавета, — разыщи сего молодого человека в кратчайший срок. В кратчайший! Ежели жив, конечно… Я обещала, я Царское слово дала. И ты без щедрого вознаграждения не останешься.
— Будет исполнено всенепременнейше, Ваше Императорское Величество!
— Ты слышала? — ласково обратилась Елизавета к Наталье. — Коли сам Андрей Иванович обещает — все хорошо будет. А то, что брат твой жив, я чувствую…
Наталья улыбнулась сквозь слезы.
— А теперь можете удалиться, господа. Граф, объясните господину генералу суть дела. А ты, Наташа, оставайся, кататься сейчас вдвоем поедем.
«Вот это да!» — изумился Ушаков, почти никогда ничему не удивляющийся. Это, положим, каприз Государыни, но каков каприз…
Опасения его разрушил Бестужев, когда оба очутились за дверьми.
— Андрей Иванович, друг любезный, — сказал вице-канцлер, — оно, конечно, тяжеловато — за один день… да все ж попытайся, сыщи. Оно, конечно, ясно всем, что ты не знаешь, где Вельяминов… а все ж попытайся. Государыня про награду не так просто говорила, а?
Они пристально поглядели друг другу в глаза, и рассмеялись оба.
— Не волнуйся, Алексей Петрович, сыщу. Да только… дело непростое.
— Непростое, согласен. Видать, еще какие особы замешаны… Может быть, дамы?
— Может быть, — Андрей Иванович, загадочно улыбаясь, поглаживал подбородок.
— А и пусть. Это никому не повредит, — отчеканил Бестужев. — Не должно повредить!
— Верно ли?
— Обещаю.
— Ну, будь по-твоему.
Раскланялись, как наилучшие друзья. Бестужев радостно потирал руки.
Когда Александр услышал от Ушакова, что он — свободен, то сначала решил, что это новое издевательство, а потом совершенно перестал что-либо понимать. Он стоял и большими глазами смотрел на своего мучителя, пока тот выговаривал ему:
— Вы должны благодарить Бога и Государыню, что так счастливо отделались. Доброта и милосердие Ее Величества безграничны. Ваша невеста освобождена тоже. Вас обоих мой экипаж доставит, куда прикажете, и — помните! — лучше бы вам в ближайшее время воздержаться от любых визитов. Кстати, поклон от меня сестрице, она сейчас здесь, в столице… И если хоть одно слово о том, что здесь происходило… госпожи Прокудиной это тоже касаемо… ну, вы поняли.
Теперь Александр действительно понял. Понял, что молитвы его услышаны, что произошло нечто, связавшее руки грозному генералу. Ему захотелось расплакаться и расхохотаться одновременно…
Всю дорогу Надя, уткнув нос в плечо Александра, не проронила ни слова, а он только гладил мягкие волны ее волос. Приехали в прокудинский дом, и девушка попросила не оставлять ее сейчас. Александр и сам не мог бы этого сделать, он остался с Надей, отослав лакея с запиской к сестре. Невыносимо хотелось спать, глаза закрывались сами, и он уснул, сидя рядом с Наденькой на диване, а она, опустив ему голову на плечо, старалась не шевелиться, чтобы не потревожить его, и сама задремала. Разбудило обоих шумное появление Вельяминовой. Еще с лестницы раздался ее ликующий возглас:
— Сашка!
Наталья, вбежав в комнату, и повисла у брата на шее.
Следом за ней появился Павел. Он улыбался светлой, почти мальчишеской улыбкой…
Через пару дней Вельяминова вызвал Бестужев.
— Как ты? — поинтересовался заботливо.
— Все хорошо, ваше сиятельство.
— Ну и слава Богу. Отдохни, сил наберись. Потому как дело тебя уже ждет. В Берлин поедешь.
— В Берлин? — Александр не смог скрыть огорчения.
— Не ты ли желал настоящей работы? Вот и начнешь, благословясь.
