По первому снегу Ябто ушел в тайгу охотиться. Покидая родовые угодья, он не думал о том, что не вернется, но по привычке все предвидеть, не допускать оплошностей и запасаться необходимым, он положил в лодку подбитые бобром лыжи. Широкий человек добывал птицу. Ради забавы подстрелил двух белок — беличьи тушки шипели на рожнах, а мех, еще не достигший зимней красоты, Ябто выбросил. Он удивлялся себе, поскольку в иное время не сделал бы так.
Дни шли за днями, и широкий человек одичал на своем одиноком стойбище. Все чаще посещала его тревога, что он не успеет добыть мяса. Он уходил все дальше в тайгу, иногда ночевал там. Но большой зверь оказался не таким податливым, как осетры и таймени, а зайцы и птица только злили широкого человека.
Но однажды во время дальней ходьбы он увидел совсем недавний след лыж и кинулся по нему, будто это был след сохатого.
Оставившего след он достиг уже на закате. По облезлому песцу, которым была оторочена старая малица, он узнал ненца. Охотник был высок, с огромными, как медвежьи лапы, ладонями и младенчески крохотной головой. За спиной его был большой саадак, к поясу привязан топор, в руках — пальма. Услышав шаг другого человека, неизвестный охотник обернулся к Ябто, медленно растянул в улыбке обмётанный чёрной щетиной рот и поднял оружие.
Не сговариваясь, они разом положили на снег луки и бросились навстречу друг другу — без ссоры, без оскорбительных слов, положенных перед поединком, — бросились, как близкие родичи после долгой разлуки. Тайга разносила звон и жадные хрипящие крики. Неизвестный охотник был искусен в бою, но Ябто — искуснее. Ловким движением широкий человек выбил пальму из рук противника — и тот не успел сорвать с пояса топор, как оказался спиной на снегу. Вместо того, чтобы поразить соперника железом, Ябто прыгнул на него, положив древко пальмы поперек горла, и начал вдавливать. Медвежьими руками охотник упорно держал на себе тяжесть Ябто, но древко приближалось к глотке, силы уходили, и поверженный заговорил…
Он говорил, что убивать друг друга им нет нужды, и если нужна добыча, то он знает, где взять ее. Добычи там неизмеримо больше, чем можно снять с его тела, и вдвоём они могли бы сделать набег и до конца великого холода не беспокоиться ни о чем, кроме поддержания огня в очаге.
Ябто ослабил усилие. Ему понравилось, что этот ненец с крохотной головой не вымаливал пощаду, но говорил разумно, почти спокойно, будто знал, что разум — добрый демон широкого человека. Ябто убрал оружие и помог подняться сопернику.
Этот человек происходил из большой семьи рода Ивняковых людей. Он был скитальцем без очага, таким же каким был Железный Рог и каким стал Ябто. Возврата к своим для него не было. Тут же, сидя на снегу, он рассказал широкому человеку о том, как месяц назад убил младшего брата за то, что отец отдал ему почти все стадо. Старик ждал близкой смерти и оставил меньшего сына в своем стойбище, чтобы сын закрыл ему глаза и поднял на ветви, а потом дожидался, когда умрут мать и престарелая тетка и проводил их в нижний мир. Незнакомый охотник сказал, что даже не спрашивал отца, как же он, старший сын, будет жить с жалким десятком оленей — несправедливость настолько поразила его, что отняла язык. И младший брат умер от стрелы в висок следующим утром, после того, как получил наследство.
— Прибил его голову к постели, — улыбаясь, сказал воин. Потом договорил грустно:
— Не любил меня отец, с малолетства не любил. Его беда. Теперь пусть боится.
Прямо с места схватки Ивняковый — так стал звать его Ябто — повёл широкого человека по тому пути, который наметил сам.
* * *
Издалека увидели они аргиш.
К зимнему стойбищу кочевали люди — по виду остяки, потому что оленей при них не было. Собаки тащили четыре нарты. Помогали им четверо мужчин, три женщины шли позади аргиша.
Двоих самых высоких остяков они убили из засады. Женщины с криком спрятались за нартами, груженными с верхом. Один из мужчин взметнул лук, другой освобождал от упряжи собак.
Того, который с луком, новый товарищ Ябто ранил в плечо, сам широкий человек взял на себя более важное дело — перебил собак, сделав это без единого промаха.
Раненый лежал на снегу. Оставшийся человек стоял, опустив руки, и неподвижно смотрел на неторопливо идущих к аргишу врагов. Он был молодой парень с широкими остяцкими глазами, прямым лицом и кожей цвета железа. По меху на плечах он узнал юраков, давних врагов своего племени, доставал из памяти немногие известные ему юрацкие слова, и когда приблизились враги заговорил коверканной, смешной речью. Он просил оставить ему жизнь. Он ждал ответа, но не дождался — враги, слегка наклонив головы набок, рассматривали его.
Тогда парень сказал, что он видит: его победители — вольные люди, и он мог бы пригодиться им.
— Ты — трус, а трус нам не товарищ! — крикнул Ивняковый.
Ябто указал на раненого.
— Кто он тебе?
— Никто.
— Почему тогда кочуешь с ним?
Остяк залопотал: из мешанины звуков понял Ябто, что одна баба из тех, что прячутся и скулят за нартами, сестра раненого.
— Два года мне ее не дает, говорит, мало птицы бью…
— Говори по-остяцки, я понимаю, — улыбнувшись, сказал широкий человек.
Он вынул из ножен короткий нож и протянул парню. Тот понял без слов — взял оружие и, подбежав к раненому, прекратил его жизнь ударом в глаз. Женщины притихли от ужаса — они уже не прятались…
— Которая твоя? — спросил Ябто.
Остяк указал на стоявшую посередине молодую женщину с рябым лицом.
— Порченая баба, — сказал широкий человек. — Не бери ее. Тогда пойдёшь с нами.
Остяк закивал часто. Ивняковый человек прогнал женщин — с громким плачем убегали женщины в прозрачный лес.
Аргиш был гружен вяленым мясом бобров, бобровыми шкурами, рыбой, скребками и стрелами, какие бывали только у людей, называющих себя «кет». Ябто видел — добыча оказалась не столь обильна, как обещал Ивняковый. Но великая добыча была в том, что теперь с ним двое людей, питающих к нему почтительный собачий страх.
Втроем они совершили еще два набега на людей, о племени которых Ябто не знал и не хотел знать. Они разжились второй рубахой из светлых железных пластин — первая была у Ябто под малицей — и еще одним человеком. Как и двое предыдущих, он носил в себе темную обиду.
И вновь спасительный разум шепнул Ябто: там, где люди живут числом больше одного, всегда найдётся обиженный на судьбу и затаивший месть, выпустить которую не даёт простая человеческая трусость и страх перед обычаем. Такой человек — его человек, воин войска отверженных и всем чужих. Разум говорил: в набеге бери добычу, но оставляй в живых хотя бы одного, самого слабого, но с крепкими ногами, чтобы он разнёс весть о тебе. Тогда слава твоего войска полетит впереди твоих стрел.
Ябто с готовностью повиновался своему доброму демону, и скоро его окружали разноликие воины, среди которых, помимо Ивнякового и остяка, был селькуп в лисьей шапке и тунгус с татуированным лицом.
