Услышав такую жесткую отповедь из уст Олега Ивановича, Даниил Ярославич удалился из его шатра, как побитая собака. Шагая по засыпающему становищу к своему шатру, Даниил Ярославич был объят сильнейшим беспокойством. Теперь его страшили не столько татары, сколько возможная немилость к нему Олега Ивановича, который может запросто отнять у него Пронск и вообще оставить его без княжеского стола. Даниил Ярославич сильно боялся смерти, но и изгойства он страшился не меньше. Ему казалось, что судьба взяла его за горло, не оставив никакого выбора. Бесстрашие в сече с татарами было чревато для Даниила Ярославича гибелью, а проявление им трусости перед лицом врагов грозило ему остаться без княжеского стола.
«Стало быть, либо доблестная смерть, либо постыдная жизнь изгоя, — мрачно размышлял Даниил Ярославич, оказавшись в своем шатре. — Вот такой выбор предоставил мне Олег Иванович, кол ему в ребра! И за что мне такое наказанье, господи?»
Достав из походного сундука икону с ликом Вседержителя, Даниил Ярославич стал на колени и принялся истово молиться, прося Небесного Отца сберечь его невредимым от стрел и сабель татарских. В благодарность за это Даниил Ярославич обещал Господу соблюдать все посты в течение одного года. Ему, никогда не соблюдавшему многодневных ежегодных постов, такое обещание казалось неслыханной искупительной жертвой. Господь, конечно же, не оставит его просьбу без внимания!
Пылкая долгая молитва перед иконой Спасителя растрогала Даниила Ярославича чуть ли не до слез. Дабы взбодриться, он выпил вина и завалился спать с чувством глубокого успокоения.
* * *
Дремотная река Цна бесшумно несла свои темные воды меж низких берегов, поросших ивой и камышом. Отсюда уже снялись стаи перелетных птиц, направлявшихся в теплые южные страны из северных славянских земель, пронизанных холодным осенним дыханием.
Рязанское войско подкралось к становищу Арапши стремительно и неприметно, «на мягких рысьих лапах», как любил говаривать Олег Иванович, большой мастер в такого рода скрытных военных маневрах. На речную пойму, на луга и перелески начали опускаться сумерки, когда русские полки с трех сторон обрушились на татарский стан. Степняков было очень много. Однако смятение и паника сделали свое дело — лишь немногие из татар вступили в сечу с русичами. Основная масса кочевников искала спасения в бегстве, спеша затеряться за дальними холмами.
Дружинники привели к Олегу Ивановичу плененного татарского военачальника в красном чекмене и в сапогах из сыромятной кожи с загнутыми носками. Татарин испуганно озирался, неловко переступая на своих кривых ногах. Было видно, что он сильно потрясен всем случившимся.
Узрев перед собой Олега Ивановича в богатых доспехах, забрызганных кровью убитых им врагов, пленник негромко проговорил:
— Кто ты? Неужели князь московский?..
— Я — князь рязанский, песье отродье! — по-татарски ответил Олег Иванович. — А ты не Арапша ли случаем?
— Меня зовут Асылбек. Я довожусь шурином Арапше.
— Где Арапша? — раздраженно бросил Олег Иванович. — Отвечай, собака!
— Вчера поутру Арапша ушел с пятью сотнями нукеров в Наровчат, — ответил Асылбек, с опаской поглядывая на рязанского князя, на его длинный меч, окрашенный кровью. — Арапша погнал туда русский полон.
— А ты почто не ушел с Арапшой?
— Град Наровчат невелик, большому войску там разместиться негде, — промолвил Асылбек, стараясь не встречаться взглядом с Олегом Ивановичем. — Мой курень и курени эмиров Садырбека, Канатая, Шинтемира и Тургуна собирались стоять на реке Цне до первого снега. Затем по первому снегу упомянутые мною эмиры должны были откочевать в Мордовию, а я намеревался уйти к реке Вороне.
Олег Иванович велел своим гридням, чтобы они привели Асылбека туда, где были сложены в ряд на земле тела убитых знатных татар. Асылбек опознал среди сраженных татарских военачальников Канатая, Садырбека и Шинтемира. От русских мечей и копий удалось ускользнуть лишь эмиру Тургуну.
Олег Иванович собрал князей и воевод на совет, на котором объявил, что намерен без промедления двигаться с конными полками к Наровчату.
— Нужно застать Арапшу врасплох, покуда до него не дошел слух о разгроме его куреней на реке Цне. Со мной пойдут Василий Александрович, Михаил Иванович и Владимир Данилович. Здесь останется Даниил Ярославич с пешей ратью и обозом. — Олег Иванович быстрым взглядом оглядел собравшихся вокруг него военачальников. Совет проходил не в шатре, а под открытым небом возле пылающего костра. — Где Даниил Ярославич? Почто его нет? Не ранен ли он?
Кто-то из бояр сказал, что среди убитых русичей Даниил Ярославич не обнаружен, нет его и среди раненых ратников.
— Может, слишком увлекся Даниил Ярославич погоней за разбегающимися татарами и заплутал в степи, — высказал предположение боярин Собирад. — Ведь стемнело уже.
— Ладно, главным головой тут останется Владимир Данилович, — проговорил Олег Иванович, повернувшись к своему зятю. — Будь начеку, Владимир. Степняки хитры. Эмир Тургун может собрать воедино своих рассеявшихся по округе воинов и напасть на наш стан посреди ночи иль на рассвете. Выставь вокруг двойные дозоры. Да вышли в степь конников с факелами, пусть они поищут твоего отца. Может, под ним коня убили и он бредет пешим к нашему лагерю, а может, его ранили татары и ему идти не под силу.
Дабы усилить свои конные дружины Олег Иванович отобрал из пешей рязанской рати тысячу молодых воинов, посадив их на татарских лошадей, коих было великое множество в захваченном вражеском становище. Конное рязанское войско затерялось в ночи, устремившись к реке Мокше, на берегу которой стоял татарский град Наровчат. Дорогу туда показывал рязанцам пленный татарский вельможа Асылбек.
Глава четвертая
Наровчат
Из густого дубового леса, теряющего последнюю побуревшую листву под порывами промозглого октябрьского ветра, выехали четыре всадника и остановились на склоне холма, с которого открывался вид на извилистую ленту реки Дубровки, огибавшей с двух сторон земляные валы большого городища. По гребню земляных валов протянулся высокий частокол. По углам крепости высились бревенчатые башни с узкими бойницами и конусовидными тесовыми кровлями. Единственный проезд в городище пролегал через мощную деревянную башню, перед которой был вырыт глубокий ров, заполненный водой. Через ров был перекинут мост из жердей и досок с невысокими перилами. По мосту могли свободно проехать две повозки в ряд.
Закатное багровое солнце уже почти скрылось за лесом, окрасив в пурпурный цвет длинный полог из туч, затянувших небеса на западе. На землю ложились холодные осенние сумерки.
Четверо конников были облачены в стеганые татарские халаты, короткие сапоги с загнутыми носками и в мохнатые ордынские шапки-малахаи. Трое из наездников были вооружены саблями, луками и стрелами, за спиной у них находились круглые щиты из воловьей кожи. Один из всадников был одет в богатую татарскую одежду и не имел при себе никакого оружия.
