— Можете ли вы обещать, — Оувеханд чешет шею, — что со мной не поступят, как со Сниткером?
— Обещаю, — у власти неприятный привкус, — заверить господина Ворстенбоса, что Понк Оувеханд помогал, а не скрывал.
Оувеханд обдумывает слова Якоба.
— В прошлом году в записях частной торговли указано, что я привез пятьдесят рулонов индийского ситца. Записи с японской стороны покажут при этом продажу мной ста пятидесяти рулонов. С разницы капитан «Октавии» Хофстра взял половину, хотя, конечно же, доказать я не могу, да и он тоже: упокой Господь его утонувшую душу.
— Вы помощник, — жирная муха приземляется на пресс-папье Якоба, — а не укрыватель, господин Оувеханд.
Студенты доктора Маринуса прибывают ровно в три.
Дверь лазарета приоткрыта, но Якобу не видно, что происходит в операционной.
Четыре мужских голоса хором: «Добрый день, доктор Маринус».
— Сегодня, семинаристы, — говорит Маринус, — у нас практическое занятие. Пока Илатту и я подготовимся к нему, каждый из вас прочитает разные тексты на голландском и переведет их на японский. Мой друг, доктор Маено, согласился проверить ваши записи в конце недели. Тексты будут очень близки вашим интересам: господину Мурамото, нашему главному костоправу, я предлагаю «Tabulae sceleti et musculorum corporis humani»
[24]
Альбинуса; господину Кадзиваки — материал о раковом заболевании Жан-Луи Пети, в честь которого часть тела названа «треугольником Пети». Что это и в каком месте?
— Углубление в мышцах на спине, доктор.
— Господин Яно, вам достается доктор Олаф Акрель, мой учитель в Упсале; его статья о катаракте, которую я перевел со шведского. Господину Икемацу — страница из «Хирургии» Лоренца Хайстера о нарушениях кожного покрова, и госпожа Аибагава займется превосходным доктором Смелли. Этот отрывок весьма сложен. В лазарете вас ожидает доброволец для сегодняшней демонстрации, который также сможет помочь вам с переводом, объяснив значения некоторых слов на голландском… — Большая голова Маринуса появляется в дверном проеме.
— Домбуржец! Я представляю вам госпожу Аибагаву и предупреждаю: orate ne intretis in tentationem
[25]
.
Госпожа Аибагава узнает рыжеволосого зеленоглазого иностранца.
— Добрый день, — в горле пересыхает, — госпожа Аибагава.
— Добрый день, — звонкий голос, — господин… Дом-буггер?
— Домбуржец… это доктор шутит. Моя фамилия де Зут.
Она опускает доску для записей: подставку с ножками.
— Дом — бужжец — это смешная шутка?
— Доктор Маринус полагает, что да: я родом из города, который называется Домбург.
— М-м-м… — на ее лице читается неуверенность. — Господин де Зут болен?
— О-о… надо сказать… немного, да. У меня болит… — он похлопывает себя по животу.
— Стул как вода? — Акушерка берет ситуацию под контроль. — Плохо пахнет?
— Нет, — Якоб удивлен ее естественностью. — Боль в моем… да, в моей печени.
— В вашей… — она тщательно выговаривает букву «п», — …печени?
— Именно так: меня донимает печень. Полагаю, у госпожи Аибагавы все хорошо?
— Да, я в порядке. Надеюсь, и у вашего друга — обезьяны тоже все хорошо?
— Моего… а-а, Уильям Питт? Мой друг — обезьяна… ну, его больше нет.
— Извините, не понимаю. Обезьяна… как это, больше нет?
— Больше нет в живых. Я… — Якоб показывает, как он сворачивает куриную шею, — …убил негодяя, видите ли, высушил его шкуру и сделал из нее новый табачный кисет.
В ужасе ее рот и глаза широко открываются.
Если бы у Якоба был пистоль, он бы тут же застрелился.
— Я шучу, госпожа! Обезьяна всем довольна и радуется жизни, где‑то болтается… ворует…
— Исправьте, господин Мурамото, — из операционной долетает голос Маринуса. — Сначала выпаривают подкожный жир и лишь потом вводят в вену цветной воск…
— Может… — Якоб проклинает свою неудачную шутку, — мы откроем ваш текст?
Она размышляет, как они смогли бы это сделать, сохраняя дистанцию.
— Госпожа Аибагава может сесть там, — он показывает на конец больничной кровати. — Читайте текст вслух, и, если встретится трудное слово, мы его обсудим.
Кивком головы она соглашается с предложенным вариантом, садится и начинает читать.
Куртизанка ван Клифа разговаривает пронзительно высоким голосом, похоже, воспринимаемым здесь, как женственный, а голос, которым читает госпожа Аибагава, низкий, тихий, успокаивающий. Якоб рад возможности изучить ее частично обожженное лицо и четко очерченные губы.
— «Вскоре после сего пр-роис-шествия…» — она прерывает чтение. — Что это, пожалуйста?
— Происшествие — это э-э… случай или событие.
— Благодарю вас. «… сего происшествия, консультируясь с Рюйшем обо всем, что он предписывал касательно женщин… я нашел, что он находит неприемлемым преждевременную экстракцию плаценты, и его авторитет подтвердил мнение, ранее высказанное мною… и воодушевил меня на продолжение более естественным способом. Когда я отсек пуповину… и отделил ребенка… я ввел палец во влагалище…»
За всю жизнь Якоб никогда не слышал подобных слов, сказанных вслух.
Она чувствует его потрясение и смотрит на него, охваченная тревогой.
— Я ошиблась?
«Доктор Лукас Маринус, — думает Якоб, — вы садист и монстр».
— Нет, — отвечает он.
Нахмурившись, она продолжает:
— «…чтобы почувствовать, достигла ли плацента os uteri
[26]
, ощутив ее… я уверен, что она выйдет сама в любом случае… пережидаю какое‑то время, и, обычно, через десять, пятнадцать или двадцать минут… женщина начинает испытывать послеродовые схватки… с которыми плацента постепенно отделяется и покидает тело… при легком вытягивании за пуповину, она перемещается во… — она бросает короткий взгляд на Якоба — …влагалище. Затем, по-прежнему держась за пуповину, я вывожу ее через… os externum
[27]
». Вот, — она отрывает глаза от текста. — Я закончила чтение. Печень доставляет вам сильную боль?
— Язык доктора Смелли, — Якоб сглатывает слюну, — довольно‑таки… прямой.
Она говорит:
— Голландский для меня — иностранный язык. Слова не имеют той же силы, запаха, вкуса. Акушерка — это мое… — она хмурится, — прозвание или призвание… как правильно?
