Леха пригнулся, отступил назад и упал, зацепившись за поваленную скамью. Распластавшись на дощатом полу, он к тому же выронил свое оружие. На усатом лице бастарна, нависшем над ним, появилось плотоядное выражение. Вождь был огромного роста и широк в плечах. Ему оставалось только вонзить свой огромный меч в грудь распластавшегося на полу морпеха или отрубить ему голову. И он уже начал это делать, вскинув меч, но вдруг на лестнице зашумели быстрые шаги, и в комнату впрыгнула воительница с мечом.
Бастарн повернул голову в ее сторону, раздосадованный тем, что не успел довершить начатое. Но амазонка не дал ему много времени на размышление. Прыгнув вперед, она уклонилась от мощного удара и воткнула свой клинок ему в живот, вспоров кожаный панцирь, и даже провернув клинок для верности. Сраженный вождь выронил оружие, что-то пробормотал на своем языке, а затем упал рядом с морпехом, обливаясь кровью. На долю секунды его лицо оказалось рядом с Лехиным, но морпех не смог выдержать взгляд этих остекленевших глаз и быстро поднялся, подобрав свой оброненный меч.
— И сколько раз я буду тебя спасать, скиф, — бросила ему в лицо Тарнара, тряхнув волосами, и вперив в морпеха пронзительный взгляд голубых глаз, — ты уже дважды обязан мне жизнью. Чем расплатишься?
«Так вот кто меня тогда выручил», удивился Леха, осматривая статную фигуру, затянутую в кожу с ног до головы, и сказал вслух, бросив взгляд на поверженного Тарнарой противника:
— Спасибо, конечно, но я бы и сам справился. Мне оставалось еще немного до победы.
— Еще немного, — с усмешкой заявила амазонка, вкладывая меч в ножны, — и он отрубил бы тебе голову. Это и был Клорин. Он самый сильный воин среди бастарнов. Не понимаю, как ты смог загнать его сюда.
— Да я тоже не из робких, — еще продолжал хорохориться Леха, но потом был вынужден признать, — ты права, Тарнара. Проси, что хочешь, золота у меня достаточно.
Но Тарнара вдруг сделала шаг вперед, и, оказавшись в полуметре от Лехи, заявила:
— Золото мне от тебя не нужно. У меня его тоже достаточно.
— Тогда чем же я могу тебе отплатить, — заволновался Леха, почуяв близко дыхание этой разгоряченной кобылицы, от которой сейчас расходились во все стороны жаркие волны.
— Никого не впускать! — приказала Тарнара появившимся в дверях двум амазонкам, и те повиновались, быстро спустившись вниз.
И вдруг схватила Леху за ремень от ножен меча и буквально потащила за собой в соседнюю комнату, какой-то чулан, где повсюду были разбросана одежда. Там она повалила его на пол, а Леха, обалдевший от такого поворота, наконец, догадался, что его не убивать сюда привели. Однако первое время не мог совладать с собой, и был довольно пассивен. Лишь когда Тарнара отстегнула меч, скинула с себя все портупеи, и, тряхнув гривой, стала быстро расстегивать доспех, Леха отважился ей помочь, а она, как не странно, позволила.
А потом они, лишенные защиты, вцепились друг в друга как полоумные. Такого с Лехой Лариным еще не бывало ни в той, ни в этой жизни. Он жадно лизал ее красивую, быстро набухшую грудь. Потом спустился ниже, приник к горячей коже живота, а потом еще ниже, где все горело. И лишь затем вошел в нее. Но Тарнара тотчас же, обхватив его мощными бедрами, рывком перекатила на спину, оказавшись сверху, и Леха подчинился. Сейчас ему сладостно было даже это. Они катались по разбросанной одежде, словно дрались, еще долго, не обращая внимания на звон оружия на улице. Дикая амазонка выжала из него все соки. Но, последний раз, несмотря на слабые протесты разомлевшей Тарнары, морпех все же оказался сверху, и его мужская гордость была восстановлена. Хотя к тому моменту ему было уже наплевать на свою гордость.
«Вот это женщина, — думал Леха, зачарованно поглаживая гриву светло-русых волос, — за нее можно все отдать».
Глава тринадцатая
Битва с рабами
Драка была жестокой. Первыми в атаку на укрепленные рубежи устремились галлы. Федор получил приказ оставаться в арьергарде, но занять оборону на случай внезапных атак с тыла, поскольку корпус Атарбала прошел несколько развилок, от которых в горы отходили небольшие дороги. Римляне вполне могли пропустить основные силы финикийцев, оставив там небольшие отряды, для того чтобы внезапно атаковать в нужный момент. Исходя из этих соображений, Атарбал поместил осадный обоз в центр, приказав Чайке подготовить и развернуть часть метательных орудий назад. Кроме его хилиархии тылы были укреплены еще двумя такими же подразделениями африканцев, так что быстрого прорыва можно было не опасаться.
Федор выполнил разумный приказ, но все же перепоручил наблюдение за тылом Урбалу, а сам поднялся на холм, чтобы видеть сражение. По расчетам разведчиков и данным нескольких захваченных пленных, рабов здесь набралось действительно около двух неполных легионов, то есть восемь тысяч человек. Корпус Атарбала без усиления «усиления» из кельтов, насчитывал немногим менее восьми тысяч человек, — после Канн, он получил небольшое пополнение, прибывшее из Карфагена к захваченному побережью Апулии. А без малого десять тысяч кельтов и тысяча нумидийцев обеспечивали двойной перевес в силе. Однако, что-то подсказывало Федору, — бой будет жаркий.
И действительно, первые же схватки на нейтральной полосе, где, как оказалось, в оврагах засели отряды пращников и копейщиков, были ожесточенными. Смяв все заградительные отряды, разъяренные кельты обрушились на укрепленный вал, но были отброшены. А ко всему еще сильно прорежены стрелометами и баллистами римлян. Но, атаки кельтов следовали одна за другой, и скоро оборона была пробита в нескольких местах, но и рабы не уступали в смелости солдатам Карфагена. В отличие от изнеженных римских граждан им терять было нечего, зато победитель, если не умирал, получал свободу. Оказывая яростное сопротивление, рабы отступили к порядкам выстроенного заранее легиона, управлявшегося, судя по всему, кадровыми военными.
Вслед за этим, чайка увидел, как Атарбал ввел в дело кельтскую конницу, которая устремилась в прорыв. Достигнув захваченного вала, половина всадников, сидевших по двое на лошади, спешилось, усилив пехотные порядки. А конница, сквозь расчищенные проходы, сразу же устремилась в атаку.
— Жаль, Ганнибал забрал всех слонов! — сокрушался Федор, глядя на это, — вот бы сейчас они пригодились.
Но и без слонов наступление развивалось вполне успешно. Спустя несколько часов, пешие кельты глубоко вклинились в порядки рабов-легионеров, а конница смогла охватить их правый фланг. Стрелометы и баллисты уже не спасали державших оборону, да в такой мясорубке их и нельзя было применить, не уничтожив своих солдат. Ответная атака римской конницы смогла ненадолго отбросить кельтов на левом фланге, но вскоре они и там выровняли фронт.
Со своей наблюдательной позиции на холме Чайка мог видеть как длинноволосые и размалеванные кельты бьются на мечах с рабами, многие из которых, возможно, были гладиаторами на аренах Рима. И с той и с другой стороны были представлены сильные бойцы. Но время шло. Трупы сотен кельтов и римских рабов, убитых в этой мясорубке, усеяли землю. Африканцы Атарбала, выстроенные по спейрам во второй линии, пока не принимали участия в затянувшемся бою. Однако, несмотря на ожесточенное сопротивление, к вечеру весь первый легион рабов был практически уничтожен. Федор ожидал, что теперь римляне введут в бой второй легион, что давно следовало сделать на его взгляд, чтобы выправить ситуацию. Но, вместо этого, выжившие рабы, оставив на поле боя всю походную артиллерию, бежали в укрепленный лагерь.
