Отчего, конязь, ты добрый ко мне?
И тут же, не дожидаясь, ответил:
Великий хан Мангу-Тимур любит мурзу Умара, шибко любит. У кого самый большой табун? У мурзы Умара. У кого самая большая юрта? У мурзы Умара. Ты, конязь, любишь мурзу. Почему любишь? Ох-ох, конязь Димитрий!
И погрозил пальцем:
Конязь Димитрий, отчего не любит тебя конязь Борис Ростовский? Борис-конязь говорил, ты из Копорья привез много зверя пушистого. Хе! Разве там не были ордынские счетчики?
Дмитрий заерзал, втянул шею:
О каком звере ты, мурза, речь ведешь?
Ох, конязь. — Умар поднял палец. — Притащил товар.
Скуластое лицо мурзы расплылось в улыбке:
Нехорошо выход воровать. Чти, конязь, закон Ясы14.
Облыжное наплел князь Борис. Понапрасну злобствует. И не дань я брал, а недоимки, какие Новгороду лопари задолжали.
Яса — уложение Чингисхана
Ты, конязь, забыл закон Чингиса, не чтишь Ясу, завещанную предками. Мангу-Тимур накажет тебя. — Умар нахмурился: — Бог урусов учил: не укради. А ты, конязь, воруешь.
Изменился Дмитрий в лице. Вошел тиун, князь знак подал, и Самсон вскоре возвратился с отроком. Они втащили большой тюк шкурок.
Ты уж того, Умар, прими подношение от чистого сердца. Не огорчай хана.
Умар погрузил руку в меха, лицо сделалось блаженным. Поцокал языком:
Якши, якши. Мурза видит, мурза ничего не слышит.
И кивнул тиуну:
Отволоки батырам15.
На Дмитрия уставился:
Отчего, конязь, не сидит с нами княгиня Апраксия?
Помрачнел великий князь:
Хвори одолевают княгиню.
Хе, хвори. Но зачем, конязь, у тебя одна жена? У меня три жены. Когда какая-либо забрюхатеет, я зову в юрту другую.
Нам, русским, Бог дозволяет иметь одну жену.
Яман, яман. Мало одной жены. Ваш Бог жадней.
Подняв ковшик с медовым настоем, медленно выпил. Отставив, вдруг спросил:
Почему, конязь Димитрий, тебя не любит конязь Борис?
Дмитрий развел руками:
Бог знает. Я-то Борису зла не делал и худого на него не держу. На удел его не посягал. Разве потому, что ростовский князь дружбу водит с братом моим, городецким князем?
Хе!
Мурза принялся за огромный кусок мяса. Ел долго, ненасытно, то и дело отрыгивая. Закончив, впился глазками в Дмитрия:
Не воруй, конязь, не воруй. Яса и ваш Бог все видят. Они учат: не укради.
И рассмеялся:
А княгиня твоя пусть пьет кумыс. Якши кумыс.
Уже от двери повернулся:
Я буду присылать тебе молоко от лучших моих кобылиц, и твоя жена не будет знать болезни. Мурза любит добрых князей урусов…
Батыр — у тюркских народов звание, даваемое за военные заслуги; в быту и фольклоре — богатырь, витязь.
Проводив ордынца, Дмитрий позвал тиуна:
Девкам накажи, Самсон, трапезную проветрить. Тяжелый дух от мурзы…
* * *
В феврале-бокогрее, будто весной пахнуло, да ненадолго. В самом конце последней недели начало плющить снсг, и из-под пего едва приметно показались ручейки. По ночам подмораживало и, бывало, снова сыпала пороша.
Время требовало своего.
По лесам заворочались в берлогах медведи, дышали жарко, пофыркивали. Вепри покидали лежбища. Заяц-беляк готовился сменить шубу.
Лес оживал, подавали голоса птицы. Того и гляди, начнут возвращаться перелетные птицы и огласится небо криками.
За неделю до Великого поста на Руси Масленица с румяными блинами, ровно солнечными бликами. Сырная неделя, широкая и разгульная. Весело развлекается славянская Русь, духом блинным на неделю пропитывается. И кому понять, от языческих ли, от христианских ли времен, но Масленая всем в усладу.
Князь Дмитрий с Апраксией любили отмечать Масленицу в Переяславле-Залесском. Здесь что ни дом или изба, двери нараспашку, гостям рады.
На торгу гомон, качели девкам поставили, а парни кулачные бои завязывали. Все на утеху.
В жбанах сбитень горячий, тут же на костерках мясо жарят, блины горкой. Бабы князя с княгиней зазывают:
Угощайтесь, князь с княгиней, отведайте блинов ржаных со сметаной.
Перед самой церковной папертью парни с девками заигрывают, снежками кидаются. И ни брани, ни драки. С ледяных горок спускаются. А то насажают парни девок в сани и со смехом, шутками возят по Переяславлю-Залесскому. И по всему городу разносится песня:
Уж ты, наша Масленица,
Приезжай к нам в гости
На широк двор, на горках накататься,
В блинах поваляться, сердцем потешиться.
Княгиня Апраксия хоть и худа, кожа да кости, однако Масленица ей на пользу: румянец на впалых щеках взыграл. Чует князь, недолог век княгини, ей бы лето еще перевалить. Прижал к боку, просит:
Налюбовалась, Апраксеюшка, пора и в Берендеево, ненароком мороза наглотаешься.
Уж чего там, князь. У нас на Белом море не такие холода держат.
И помрачнела. От Дмитрия то не укрылось:
Что с тобой, княгинюшка, поведай?
Не такая тебе жена надобна. Вишь, какая я хворая. И сына тебе подарила болезненного…
Утихомирься, Апраксеюшка: какую Бог мне дал, такая и люба мне…
Опасаюсь я за тебя. Уйду, как жить станешь?
Не надобно о том. Бог даст, сжалится над нами… Поедем в Берендеево. Отогреешься, там и Масленую встретим. Поди, и сын Иван там…
В вотчине, на высоком крыльце, Апраксия обмела снег с меховых сапожек, шаль в сенях скинула. А из трапезной пахло духмяно, и на столешнице, на серебряном блюде, гора блинов, щедро политых маслом, и чаши со всякой едой.
За такой трапезой забывается, что впереди Великий пост…
В третью неделю Великого поста князь Дмитрий отправился в стольный город Владимир на Клязьме. От Переяславля-Залесского до него чуть больше ста верст, и, ежели Москву миновать, дорога чуть больше чем в сутки уложится.
* * *
Велика земля русичей…
В краю, куда уходит солнце, где живут ляхи и Литва, где немецкие рыцари готовят Крестовые походы, — западные рубежи Руси, а там, где восходит солнце и, проходя лесами сибирскими, переваливает Каменный пояс, и начало Руси.
Селятся русичи и у самого Студеного моря. Их жилища встречаются в лесах вековых, в глуши лесной. Они рубят города и ставят избы, пашут землю и ловят рыбу, промышляют охотой и разводят скот.
