Размяв ноги, затекшие от долгого сидения в седле, и поев, мурза улегся на кошме и, глядя в звездное небо, крепко заснул. К го густой храп заглушал все остальные степные звуки.
* * *
Ночь была душной, и к рассвету разразилась гроза. Раз за разом блистали молнии и гремел гром. Временами молния ярко освещала келью, и тогда, разрывая небо, грохотала поднебесная.
Вспышки озаряли лик Всевышнего на иконе, строго смотрели глаза Иисуса.
Подобную грозу Дмитрий пережил когда-то давно, в юности, живя в вотчине отца, в Берендееве.
Там, в Псреяславле-Залесском, юный Дмитрий был убежден, что вся его жизнь, все будущее должно быть связано с этим удельным княжеством. Что не будет великого стола владимирского — его займет старший брат Василий, не возникнут распри между ним, Дмитрием, и братом Андреем, не случится ордынских разорений, какие происходят по вине городецкого князя…
В Берендееве но весне Дмитрий любил выходить в поле, наблюдать, как смерды поднимают первую борозду, как деревянное орало под рукой пахаря режет поле, а к нолудню по первой пахоте неторопливо прыгают грачи и воронье, выискивая корм.
Порой Дмитрий присаживался к пахарям, когда они принимались за немудреную еду: ржаной хлеб, луковицу, иногда сало. Запивали острым, шибавшим в нос квасом…
Бывал юный княжич и у рыбаков. Выходил с ними снимать сети, смотрел, как бьется в ячейках рыба, варил на костре уху, хлебал из одного казана с рыбаками, вдыхая горький дымок костра.
В такие дни Дмитрий не мог и подумать, что его ожидает жизнь неуемная…
Инок Дмитрий опустился на колени, перекрестился и, отбив земной поклон, прошептал:
— Господи, Боже правый, прости прегрешения мои в делах и помыслах…
И Бог будто услышал молитву инока. Гроза уходила от монастыря все дальше и дальше, реже слышалось урчание грома и виделись вспышки молнии, а вскоре все стихло.
Совсем неожиданно пробилось воспоминание детских лет. Они с отцом, Александром Ярославичем, ехали из Великого Новгорода в Переяславль-Залесский. Дорога тянулась все больше лесами, иногда выводила на простор. Встречались редкие деревеньки, речки, болотистые поляны. Ночевали в крестьянских избах, подчас у костров.
Однажды довелось спать в избе, на полатях. Сквозь прогнившую солому на крыше виднелось звездное небо. Дмитрий слышал голос отца спрашивающего старуху хозяйку:
«Где старик твой, Василиса?»
«В ордынский набег убили», — был ответ.
«Прости, Василиса Много таких, как ты, на земле Русской…»
Спал Дмитрий, прильнув к отцовской груди, и не почувствовал, как Невский подхватился поутру, покинул избу.
Пробудился Дмитрий от дыма. Старуха топила печь, гремела ухватом. Дым стлался над полатями, тянуло к дыре в крыше.
Выскочил Дмитрий во двор. Отец стоял на лесенке, сбрасывал с крыши прогнившую солому, а гридни подавали ему охапки свежей.
Когда крышу в избе перекрыли, Невский отряхнулся, сказал:
«Дело доброе завсегда в радость. Теперь и в дорогу можно».
* * *
В Москве тверского князя не ждали. Тверские князья считали Москву малым городом, а московских князей — меньшими братьями. Тверь издавна вела с Владимиром спор, какому князю быть великим. Тверской князь Михаил Ярославич даже на ханский знак ссылался.
Михаил Ярославич, высокий, широкоплечий красавец, вступил в горницу, чуть пригнувшись в дверном проеме, опустился на лавку.
Я к тебе, Даниил Александрович, завернул, из Переяславля ворочаясь. Поди, мыслишь; эка крюк дал, неспроста!
Князь Даниил умостился напротив, не перебивал, а Михаил Ярославич продолжал, потерев тронутые сединой виски:
Ты, чай, слышал, князь Андрей сызнова навел ордынцев на Русь, с ним мурза Чета. Сказывают, князей на съезд созывают. Чета нас рассудить намерился. Князь Андрей на переяславского Ивана замахивается. Просят меня переяславские бояре в отсутствие князя Ивана в защиту переяславцев голос подать. Могу ли я на твою помощь положиться, Даниил?
Московский князь насупился, ответил резко:
Я ли не просил брата Андрея на Переяславль не зариться? Не послушался. Ежели соберется съезд, нам с тобой, княже Михайло Ярославич, пора Андрею место указать.
Истину глаголешь, Даниил Александрович. Аль неведомо, какие козни творит Андрей? Еще с тех лет, как отцом, Александром Ярославичем Невским, в Городце посажен, алчность свою неуемную никак не сдержит, Дмитрия со свету сжил.
То так, — согласился Даниил. — Прежде я ему верил… Одним словом, осатанел князь Андрей, теперь на все пойдет, дабы власть свою укрепить.
Коли мы ныне друг дружке в помощь не встанем, князь Андрей нас порознь подомнет.
Тверской князь поднялся:
Час пробил, мне в дорогу пора.
Князь Даниил решительно разбросал руки:
Никуда я не отпущу тебя, Михайло Ярославич. Сейчас потрапезуем, в Москве переночуешь, а поутру с Богом. Стыдоба-то какая: татарин-мурза нас, князей, судить будет…
* * *
Возвратился великий князь из Орды и почуял — размежевались князья. Сторону Андрея Александровича взяли князь Федор Ростиславич Ярославский и князь Константин Борисович Ростовский. А Михаил Ярославич Тверской и Даниил Александрович Московский пошли наперекор — в защиту князя Ивана Переяславского поднялись. Съехались князья во Владимире, а вместо переяславца явились его ближние бояре.
Собрался съезд в просторной гриднице великого князя. Расселись за столом возбужденные, злые. Мурза с одного князя на другого рысий взгляд переводит. Думает: «Урусы подобны волкам в стае». Но тут же на ум пришло ииое: «А, не так ли и в Сарае? Путь к ханской власти кровью полит».
Великий князь повысил голос:
Ты, князь Михайло Ярославич, давно на меня зло умышляешь. На то и брата моего, Даниила, подбиваешь.
Тверской князь поднялся во весь рост, громыхнул кулаком по столешнице:
Я честен и на чужое не зарюсь, как ты, князь Андрей! Отчего на Переяславль замахнулся? Аль запамятовал, что Переяславль за Дмитрием числился?
Тут переяславские бояре, сидевшие с краю стола, загалдели:
Великий князь спит и видит землю нашу к себе прирезать. Это при живом-то князе Иване!
Аль тебе, княже Андрей, не ведомо, что князь Иван, ежели что, Москве свой удел завещал?
Я по праву и по ханской воле всем владею, бояре! — брызгая слюной, ярился князь Андрей Александрович. — Не у меня ли ярлык на великое княжение? И Переяславская земля подо мной должна быть!
Князья Ростовский и Ярославский голос подали, а московский бородой затряс:
По какому праву?
По праву старшинства!
