– Давай быстрее! – орал на гребцов адмирал. Не выдержав, он даже спустился в трюм. – Шевелись, лентяи! Если не догоним триеру, я вас всех продам в рабство!
Неизвестно, поняли его свободные кельты, что служили гребцами своей общине, или нет, но корабль полетел быстрее. Когда Ларин вновь выбрался на палубу, едва не провалившись в пролом, оставшийся после попадания ядра, он увидел, как баллисты обстреляли второй корабль каравана, абсолютно безнаказанно уничтожив не меньше дюжины его солдат.
– Ах вы, суки! – взбеленился Ларин от собственного бессилия. – Ну доберусь я до вас. Мало не покажется.
Между тем триера, просто летевшая по волнам, еще дальше оторвалась от преследования, перенеся огонь своих орудий на третью бирему. Четвертая и шедшие за ней «грузовики», к счастью уже начали исполнять команду адмирала, сломав строй и рассредоточившись. Так что теперь перед греками был виден целый ряд кораблей, бесстрашно двигавшихся прямо на них. По замыслу адмирала, так грекам было труднее попасть в многочисленные движущиеся мишени. Стрелять по целям, что шли друг за другом, было гораздо удобнее. А так у части кораблей, беззащитных перед убойной артиллерией греков, появлялся хотя бы призрачный шанс проскочить.
– Разворачивай! – замахал руками Ларин, когда они поравнялись с изувеченным, но не потерявшим ход вторым кораблем каравана. – За мной пойдешь, на абордаж!
Обалдевший от увиденного, капитан второй биремы не сразу понял, что от него требуется. Но когда Ларин спустя пять минут обернулся, то увидел, как вторая бирема пристраивается за ним. «Нам бы только догнать эту сволочь, – кипятился Леха, пристально вглядываясь в маневры греческой триеры, сжимая рукоять меча, – а уж там я покажу этим хваленым гоплитам, как надо ходить врукопашную».
Обстреляв третий корабль, греки наконец наметили себе жертву для таранного удара. Резко развернув хищный нос, триера устремилась к последней биреме каравана. А третья, на которой везли большую часть катапульты Архимеда, пострадала пока больше других. Пристрелявшись, греческие «артиллеристы» смогли положить все ядра очень кучно, почти у самой воды, и теперь корабль сильно кренился на левый борт, едва ли не черпая воду носом. Попади он на хорошую волну, мог запросто перевернуться. Но скифские лучники, перейдя на другой борт, несмотря на крен, продолжали обстреливать греков, посылая стрелы вдогон. На глазах у Ларина несколько гоплитов с кормы рухнули за борт, пораженные метко пущенными стрелами.
– Вот так вот, – обрадовался Леха, увидев смерть гоплитов, – попадитесь вы мне, и баллисты не спасут.
Но, миновав изувеченную бирему, он не стал тянуть ее за собой. Это был уже не корабль, а плавучая мишень. Разглядев на борту Уркуна, который тоже заметил его, Ларин понятным жестом приказал ему вести корабль к берегу. «Им теперь главное катапульту не утопить, – пронеслось в мозгу адмирала, когда он вновь посмотрел вперед, – а бой мы как-нибудь и сами закончим».
Капитан последней биремы, осознав, какая опасность ему грозит, попытался уйти от столкновения. Его судно развило небывалую скорость и пыталось еще маневрировать, уходя зигзагами в сторону недалекого берега. Но все было тщетно. Заложив лихой поворот, греческая триера с ходу протаранила и без того низкий борт корабля, с треском проломив обшивку в районе кормы. Бирема вздрогнула всем корпусом, но не опрокинулась, хотя добрый десяток находившихся на палубе скифов полетел в воду, перекувыркнувшись через голову. Те же, кто удержался на ногах, ни на секунду не прекращали обстрел греческой палубы, нависавшей теперь над самым бортом биремы. Леха видел, как оттуда перебросили сходни и по ним посыпались вниз греческие пехотинцы.
Конечно, корабль был обречен. Греков было больше. Они несли на себе тяжелое вооружение и умели отлично сражаться пешими в тесном пространстве палубы. Но и скифы не собирались сдаваться без боя. Кроме луков, почти бесполезных в ближнем бою, Леха с удивлением рассмотрел нескольких скифов, вооруженных копьями из арсенала всадников. Насадив на них передних гоплитов, они выхватили мечи и пропали в образовавшейся свалке.
Расстояние между флагманской биремой и остановившейся после столкновения триерой греков стремительно сокращалось.
– Быстрее! – орал на капитана и гребцов Ларин, видя, как греки медленно, но верно, одолевают его бойцов, – мы должны успеть, пока они не расцепились. Заходи с другого борта, готовь крючья!
В пылу схватки их заметили слишком поздно. Бирема адмирала подобралась с кормы к грекам. И скифы даже успели забросить несколько крюков, имевшихся на корабле Ингибила, привязав свое судно к борту триеры, пока греки осознали, что сами атакованы неприятелем. В последний момент десяток гоплитов выстроился вдоль борта с мечами, но было поздно, скифы быстро свалили половину из луков, и полезли вверх, карабкаясь по деревянному борту.
– За мной, бойцы! – орал адмирал, первым взбираясь по веревке на палубу, где ему сразу пришлось схлестнуться с греческим гоплитом, вставшим на пути.
Схватившись за ограждение свободной рукой, он заметил за ним лишь одну шеренгу греческих солдат, за которыми виднелись спины тех, кто рвался на протараненную бирему. Подтянувшись, чтобы перевалиться на палубу, Ларин едва не лишился головы. Меч гоплита просвистел в двух сантиметрах от его шеи, когда грек попытался рубящим ударом отделить голову от тела адмирала, так удобно подставлявшегося под меч.
Но Ларин все же увернулся от клинка, вырубившего щепку из ограждения, перевалился через него, рухнув под ноги гоплиту, и всадил тому свой меч в подбрюшье. Несмотря на кожаные ламбрекены, клинок добрался до плоти. Грек охнул и, согнувшись, упал на колени. Его щит с грохотом отлетел в сторону, меч уткнулся в палубу, на которую стекала алым ручейком кровь, а голова в шлеме склонилась перед Лариным. Леха уже вскинул руку, чтобы ответить гоплиту той же монетой, которой едва не расплатился сам, – отрубить голову, – но на него уже летел другой солдат. «Хватит с него, – решил Ларин, отпрыгивая в сторону и перемещаясь под ударами гоплита ближе к мачте, где шла настоящая свалка, – и так уже почти на небесах».
– Пробиться на атакованную бирему! – крикнул он появившимся рядом скифам, которые размахивали мечами, наседая на гоплитов. – Быстрее!
Они видел, что там дело совсем худо. Греки уже вырубили почти подчистую половину оборонявшихся, и лишь вмешательство Ларина и его команды могло спасти ситуацию хоть отчасти. Многие из его бойцов, атаковавших во втором эшелоне, захватили с собой луки. И теперь задние ряды скифов пускали стрелы во все стороны, почти в упор убивая гоплитов, число которых стремительно сокращалось. И все же им противостояли опытные бойцы, обученные биться в тесном пространстве палубы. Если здесь, у носа триеры скифы положили уже почти половину греческих морпехов, то на корме ситуация была иной. Там гоплиты, перестроившись, сомкнули щиты и упорно отбивали атаки скифов, не все из которых бились, имея даже щиты. Потери росли.
И тут Ларин, отразивший очередной удар своего противника и лишивший его щита ответным, заметил, что между триерой и протараненной скифской биремой, охваченными жестоким боем, вклинилась еще одна бирема. Та, что шла за ним следом. В пылу погони она поотстала, и адмирал даже забыл про нее. А вот теперь она появилась вовремя. Но, набрав хороший ход, не смогла быстро зацепиться крюками за борт греческого судна и в результате ударилась в самый ее нос. Туда, где таран вошел в борт атакованного корабля. От столкновения все корабли содрогнулись и расцепились. Течение медленно оттащило триеру в сторону от жертвы, и Ларин, поразив наконец своего поединщика, вдруг услышал грохот. Это сходни, соединявшие корабли, обрушились на палубу подоспевшей биремы вместе со сражавшимися на ней солдатами. Капитан скифов крикнул что-то зычное, и крюки намертво привязали триеру к ее борту. Теперь греки были зажаты сразу с двух сторон и превратились из хищника в затравленную дичь.
