Чайка молчал, теперь ему было понятно все. Он ждал приговора.
– Я рассказал тебе все это только потому, что ты однажды спас мне жизнь, – проговорил Магон, глядя в глаза Чайке, – а я не люблю быть в долгу…
– Вы уже вернули мне его сполна, – заметил Чайка, усмехнувшись, – наградив имением и деньгами.
– Не перебивай, – сверкнул глазами сенатор, и Чайка вновь ощутил себя ничтожным человеком, от которого мало что зависит в этом мире олигархов. – Жизнь раба, конечно, ничего не стоит. Но ты не раб. Поэтому я оставлю тебе выбор.
Магон опять встал, приблизившись к окну, из которого виднелся подсвеченный жаровнями огромный парк.
– Даже если бы ты сбежал сейчас и попытался предупредить Ганнибала или его брата, что идет прямо в западню, ты уже ничего не изменил бы, – проговорил сенатор, глядя в глубину парка. – Все уже давно движется своим чередом и случится, как намечено богами. Никого из Баркидов ты уже не спасешь. Но ты можешь спасти себя.
Магон резко обернулся, посмотрев на Федора, что сидел в кресле, словно оглушенный.
– Я дам тебе время до рассвета. И даже возможность отплыть в Италию, если захочешь. До того часа, когда начнется торг на рынке, у внешнего причала тебя будет ждать триера, ее капитана зовут Йехавмилк. Он предупрежден, что ты можешь появиться. Но если ты не появишься в назначенное время, корабль уйдет. Это последний корабль, который уйдет в Италию с командой, ничего не знающей о надвигающейся грозе. – Сенатор помолчал немного и закончил: – Но есть и другой путь. Ты хороший военный. Я сделаю тебя командиром африканских пехотинцев в новой армии. Такой же пост у Ганнибала занимает Атарбал, дни которого сочтены. Если выберешь этот путь, то останешься у себя до полудня, когда за тобой зайдет Акир. Он приведет тебя ко мне, и здесь мы обсудим твое будущее. А сейчас ты вернешься к себе домой и до рассвета сделаешь свой выбор. Ты свободен, Чайка.
Услышав эти слова, Федор вздрогнул. Свобода предполагает многое. Даже то, чего ты не хочешь. Сделав усилие, Чайка встал впервые за время разговора. Бросив взгляд на сенатора, он медленно покинул его кабинет, передвигаясь на ватных ногах.
Когда он был у ворот собственного особняка, Карфаген уже погрузился во тьму. Небольшое трехэтажное здание, окруженное садом, тоже пребывало во тьме. Лишь у массивных ворот, где виднелся охранник, горела небольшая жаровня. Слуги, а особенно кухарка, не видевшие его уже очень давно, обрадовались возвращению хозяина. Ему предложили отличный ужин, но Федор отказался.
– Принеси на балкон кресло, – приказал он слуге, отстегнув фалькату и поднимаясь по лестнице наверх.
– Разве вы не будете спать? – удивился тот, с интересом разглядывая изможденного Федора.
Чайка не ответил. А когда тот, исполнив приказание, удалился, Федор устало опустился в большое кресло, вдохнул терпкие южные запахи и пробормотал, слушая звуки засыпающего города:
– Мне есть о чем подумать до рассвета.
