Командир двадцатой хилиархии участвовал в военных советах только в случае крайней необходимости, обычно когда его собирались отправить на разведку боем, как уже бывало под Капуей. Или в глубокий тыл к римлянам всего лишь с одной своей хилиархией, чтобы потоптать недавно созревший урожай и навести шороха позади обороны консулов, разгоняя отряды фуражиров. Все остальные вопросы он решал с Ганнибалом при личной встрече, как чуть раньше, например, выпрашивая катапульту для скифов. И сейчас особой необходимости в участии Федора, на первый взгляд, не было. Римские войска напрямую не угрожали Таренту, даже напротив, после хорошего пинка, что они получили на Сицилии, зализывали раны и готовились к отражению массированного наступления на свою столицу. Флот противника, хоть и сохранил свою боеспособность, тоже находился недалеко от берегов средней Италии. Значит, новости могли прибыть только на той триере из испанского флота, что он заметил сегодня через окно. Несмотря на то что последние месяцы Федор больше отвечал за подготовку осадного обоза, чем за разведку, он был уверен – сенат Рима занят укреплением всех подступов к городу и помышляет только об обороне. Как вскоре выяснилось, он недооценил римлян.
Подскакав со звоном по вымощенной каменными плитами дорожке к самым воротам, Чайка осадил коня перед шеренгой африканских пехотинцев, спрыгнул вниз и бросил поводья одному из охранников.
– Ганнибал ждет вас, – сообщил ему командир охраны, поджарый финикиец с коротким, но широким шрамом у виска. Мельком отметив, что этого офицера он никогда не встречал на поле боя, Федор прошел сквозь расступившихся воинов в кожаных панцирях и поднялся по лестнице в главное здание. На каждом пролете широкой и длинной лестницы он тоже заметил по охраннику. Все они были в нарядных панцирях и сверкавших на солнце шлемах с плюмажами из белых перьев. «Что-то слишком много стало охраны, – удивился Федор, – раньше наш главнокомандующий не так переживал за свою жизнь».
«Впрочем, – подумал Чайка, останавливаясь в приемной у одной из римских статуй, до сих пор украшавших замок, – в последнее время он, похоже, ощутил себя настоящим властелином Южной Италии и стал трепетно относиться к свите. Иначе зачем здесь столько помпезно разодетых гвардейцев».
Закончив рассматривать статую, Федор поправил ножны фалькаты и шагнул сквозь открытые двери в следующее помещение. Это был протяженный зал для совещаний, где не так давно встречался со своими подчиненными Марк Клавдий Марцелл, а теперь высшие офицеры финикийской армии ожидали своего главнокомандующего. Среди столпившихся вокруг массивного стола, также доставшегося в наследство от римлян, был командир африканской пехоты, начальник конницы Магарбал, парочка новых офицеров из флота, имен которых Чайка не знал, и четыре командира хилиархий, двое из которых его старые знакомые по рейдам в глубокий тыл римлян – Адгерон и Карталон. Не хватало только нумидийского всадника Угурты, и компания, некогда предпринявшая первое наступление на Рим, была бы в полном составе. Федор едва успел окинуть взглядом всех собравшихся и поприветствовать, – оказывается, он прибыл последним, – как из открывшихся в дальнем конце зала дверей появился Ганнибал в сопровождении трех незнакомых офицеров.
Главнокомандующий армии Карфагена был вне себя от ярости – это было видно сразу. «Что-то стряслось, – догадался Федор, рассматривая лица незнакомцев и пытаясь понять, что за вести они привезли Ганнибалу, – причем что-то очень серьезное. Иначе сюда не стали бы собирать командиров сразу четырех хилиархий, не говоря уже об остальных».
Сделав приветственный жест, который показался Федору слишком нервным, Ганнибал разрешил всем ожидавшим его офицерам сесть за длинный стол, расположившись на стульях с невысокими, но широкими спинками, походившими на скамьи римских сенаторов. Эти стулья, как догадался Федор, не раз видевший такие раньше в домах римских граждан, тоже остались от прежних хозяев. «А Ганнибал не спешит распрощаться с римской мебелью и остальными украшениями», – удивленно отметил Федор, скользнув по статуям, которыми были уставлены все углы зала.
Сам Великий Пуниец остался стоять, упершись руками о стол, как и прибывшие с ним офицеры, замерев за его спиной. Это были смуглолицые ливийцы, затянутые в металлические кирасы, поверх кожаного нагрудника со свисавшими до колен ламбрекенами. Шлемы, которые они держали в руках, как водится, были украшены «ирокезами» из красных перьев. Все трое казались опытными вояками, правда, немного уставшими от сражений. По их суровым и напряженным лицам чувствовалось, что они привезли Ганнибалу с испанского фронта не слишком добрые вести как раз перед наступлением на Рим.
«А этого я, кажется, знаю, – рассматривая самого низкорослого из них, напрягал память Федор, расставшийся с частями Гасдрубала несколько лет назад, но успевший повоевать с ними на Пиренеях, во время стычек с васконами и кантабрами, – если память мне не изменяет, его зовут Хират, он служил где-то при штабе брата Ганнибала».
– Готовы ли к походу твои солдаты, Атарбал? – нарушил наконец напряженную тишину главнокомандующий, поправив черную повязку, закрывавшую отсутствующий глаз.
– Да, Ганнибал, – ответил командир африканцев, – солдаты расквартированы в римских казармах, хорошо отдохнули и готовы выполнить любой приказ.
– Хорошо, – кивнул Ганнибал и, скользнув взглядом по лицу Магарбала, произнес, слегка усмехнувшись. – В коннице я тоже не сомневаюсь.
– Только прикажи, – тут же откликнулся финикиец, – и конница ударит по римлянам, где бы они ни прятались. Мы сокрушим любую преграду. Ты же знаешь, испанцам нет равных.
Ганнибал, довольный таким ответом, перевел взгляд на флотоводцев и вновь нахмурился.
– Где еще двенадцать триер, Гетрамнест, которые Аравад обещал прислать еще пять дней назад? – спросил Ганнибал, уперевшись недобрым взглядом в одного из морских офицеров.
– Аравад отправил их на Липарские
[5]
острова, – нехотя сообщил Гетрамнест, поднимая глаза на главнокомандующего, – там в последнее время часто появляются римляне. Мне он сообщил об этом только вчера.
Услышав об этом, Ганнибал еле сдержался. Вообще в отношениях этих двух военачальников уже долгое время сохранялась напряженность. Аравад, командующий так своевременно прибывшей на Сицилию новой армии пунов, вел себя как-то слишком независимо, скорее как полновластный хозяин огромного острова и больше подчинялся прямым приказам сената, чем указаниям Ганнибала. Нет, действовали они заодно, Аравад прислал часть своих солдат, слонов и кораблей в Тарент в качестве обещанной помощи, но на большее не шел, оставив основную армию на Сицилии. И Ганнибал никак не мог на него повлиять, что заставляло Великого Пунийца, привыкшего к почти неограниченной власти, нервничать. Федор, будучи свидетелем этих событий, понимал, что-то тут не так. Либо сенат уже не слишком доверяет Ганнибалу, несколько лет находившемуся вдали от метрополии, либо наоборот, Великий Пуниец не спешит выполнять все директивы сената. Впрочем, в точности об указаниях сената Федору известно не было, сенат перед Чайкой не отчитывался, а Ганнибал в детали не посвящал, и все это могло оказаться лишь догадками.
