После минутного молчания варяг продолжил рассказ:
– Он назвался Смидом, сыном Торстейна из Скирингссала, и сказал, что держит путь из Нидароса в Хедебю по важным делам, но в пути его застала непогода и разболелась нога, поэтому он, завидев жилище, пришел просить приюта на ночь. Я ответил, что он может отдохнуть в нашем доме, предложил сесть с нами за стол и утолить голод. Когда Смид подходил к столу, я заметил, что он прихрамывает на правую ногу. И это запомни, радимич… Насытившись, мы встали из-за стола, женщины начали убирать посуду, и мне показалось, что Смид, проходя мимо Руны, что-то шепнул ей. Вскоре все легли спать. Мне не спалось. Я лежал в боковуше, думая о своих делах. Вдруг кто-то вышел из дома, тихо затворив за собой дверь. Я почувствовал беспокойство – боги, стремясь предупредить, посеяли в моем сердце тревогу. Из боковуши я увидел, что Смид оделся и тоже пытается незаметно выйти. Когда он покинул жилище, я потихоньку, чтобы никого не разбудить, пошел за ним, прихватив с собою меч. Теперь мне стало ясно, что первой покинула дом Руна; мои опасения оправдались, сестра была в сговоре с гостем. За дверями меня встретил холодный ветер, дувший с моря, под ногами хрустел снег, я огляделся и увидел Смида – он, прихрамывая, спешно уходил. Я догнал его, он попытался выхватить нож, но я уже приставил острие меча к его горлу.
– Брось нож! – сказал я. Смид хотел отбить меч ножом, но он не знал, что я уже ходил с Бьярни Хромым в поход к берегам Шотландии, да и отец с братом Торвальдом с детства учили меня владеть оружием. Я сделал круговое обманное движение, и острие меча опять оказалось у горла Смида.
– Ты не слишком расторопен, Смид, брось посох и нож, подлый слуга Локи! Ты принес зло в дом, где тебя накормили и обогрели! А теперь говори, где Руна, и что ты ей нашептывал? Иначе твоя голова будет лежать на этом снегу отдельно от твоего тела. Клянусь, да не даст мне солгать Тор! Да поразит меня его молот, если это не так! – сказал я.
Отбросив нож, Смид ответил:
– Я сказал твоей сестре, что в зарослях, недалеко от ручья, ее ждет Эйнар, мой товарищ. Мы вместе на одном драккаре ходили на земли франков, он попросил меня передать Руне его слово, и я согласился.
Оставив Смида, я побежал к ручью. Несмотря на холод, мне было так жарко, как будто я сидел перед горящим очагом в медвежьей шубе. Они были на поляне у замерзшего ручья и собирались бежать. Эйнар уже подсаживал Руну на лошадь, когда я крикнул:
– Эй!
Они вздрогнули и растерянно глянули в мою сторону.
– Ты убил Грани, а теперь пытаешься украсть мою сестру и опозорить наш род! – сказал я, обращаясь к Эйнару.
– Орм! – воскликнул Эйнар. – Я не испытываю к тебе злобы! Да обойдет меня своей милостью Фюльгья, если я лгу! Пойми, мы с Руной любим друг друга, а Грани я не хотел убивать, но он оскорбил меня прилюдно, и если бы я не убил его, то он убил бы меня!
– Ты умрешь! – крикнул я и, выхватив меч, двинулся на него. Он стоял, не шелохнувшись. Руна подбежала ко мне, пытаясь остановить.
– Орм, не делай этого! – сказала она, а я оттолкнул ее. Руна упала на снег, ударившись головой о ствол дерева. Эйнар, увидев это, выхватил свой меч и бросился на меня. Мы скрестили мечи. Вокруг были заснеженные деревья, темнота ночи, черные зловещие тени, и лишь поляна освещалась луной. Мы кружили по ней, как два разъяренных волка. Мы бились без щитов, и вот Эйнар решил нанести мне рассекающий боковой удар в живот, так как в это время я занес свой меч, чтобы поразить его сверху, и поэтому не был защищен спереди. Теперь-то я понимаю: он успел бы ударить первым… Но он поскользнулся на льду замерзшего ручья, развернулся ко мне боком, в тот миг мой меч и опустился на него… Эйнар лежал, уткнувшись лицом в снег, который становился красным от его крови, около него сидела Руна, она не плакала и не причитала, а только раскачивалась из стороны в сторону, гладила волосы возлюбленного, тихо повторяя:
– Эйнар, Эйнар, Эйнар! – Затем вдруг обернулась ко мне, крикнула: – Ты убийца! Ты убил не только его, ты убил меня!
Я медленно пошел к дому. Она забыла, что и Эйнар был убийцей ее и моего брата.
Потом был тинг, на нем я поведал, как все было, и поклялся, что говорю правду, но меня обвинили в том, что поединка не было и что я коварно убил Эйнара, ударив мечом в спину, хотя вызывал его на честный бой. Я сказал, что это не так, но тут на тинге появился Смид и от своего имени и имени Руны, которая так и не вернулась в наш дом, поклявшись, заявил:
– Мы своими глазами видели, как Орм разговаривал с Эйнаром, и они мирно расстались, но как только Эйнар отвернулся, чтобы уйти, Орм вынул меч и нанес ему удар в спину.
Я в ответ говорил, что это ложь, требовал поединка со Смидом, но Смид кричал мне:
– Ты убийца! Ты убил моего друга! Жаль, что я калека, иначе сразился бы с тобой! Да будет тому свидетелем Видар!
Вот так, стараниями Смида, моей сестры и влиятельных родственников Эйнара я стал изгоем за ложную клятву и убийство. Теперь я должен был покинуть свой дом и родные места…
Дома меня ждало еще одно несчастье. Сердце матери не выдержало смерти мужа, двух сыновей, моего позора и исчезновения дочери, которая после тинга ушла куда-то вместе со Смидом. Люди говорили, что они бежали, боясь моего гнева, и они были правы! Тогда! А ныне я через Смида хочу узнать о судьбе Руны, найти ее, помочь ей.
– Вряд ли он тебе что-то скажет, – засомневался Мечеслав. – Он лжец! Да и как ты ей поможешь? Твоя и ее родина далека от нас.
– Из твоего родного сельца – далека, не спорю. А выйдем на Киев, увидишь: мир тесен, радимич! И кое-какие вести о Смиде я еще до похода на вас получил. Свейнсоны за ложную клятву дали ему серебро. Но это еще надо проверять.
Орм, вздохнув, продолжал:
– После похорон матери я стал прощаться с домашними. Хозяйство я оставил детям старшего погибшего в море брата и его вдове Райнвейг, к которой приехали двое из ее пятерых братьев, опытные и прославленные воины, чтобы защитить и поддержать ее. На прощание она сказала:
– Что бы ни случилось, Орм, это все твое, этот дом твой, и когда бы ты ни вернулся, ты здесь хозяин!
Но и она, и я знали, что, возвратившись, я принесу в свою семью горе. Свейнсоны тоже не забудут своего горя ни через десять, ни через двадцать лет. И если я вернусь, они найдут способ отомстить мне. За ними остается право убить меня не в честном поединке; ведь тинг постановил, что я убил Эйнара коварно, в спину. А как только они убьют меня, мои племянники, сыновья Райнвейг, будут обязаны, чтобы честь семьи сохранить, убить кого-то из Свейнсонов. И они убьют, потом Свейнсоны убьют их. И забудется, с чего и когда все начиналось, обе семьи будут помнить, что между ними кровная месть и что ей нет конца. Я сказал об этом Райнвейг, она заплакала, согласилась со мной, и я попросил ее об одном одолжении. Я сказал, что, может быть, и когда-нибудь придет от меня посланец, принесет серебро и скажет, где я погиб. Тогда она и мои выросшие племянники пусть установят в мою честь рунный камень: только так имя мое может вернуться домой. Райнвейг обещала мне это за себя и за своих сыновей. Я обнял ее на прощание, она благодарно поцеловала меня, и я ушел. Мне было тогда двадцать четыре года. Скитался я недолго и как-то, будучи на Готланде, узнал, что бежавший от брата Хольмгардский конунг Вальдемар набирает воинов в свой хирд. Там-то и нанял меня воевода Волчий Хвост. Почти два года располагались мы становищем в Свеаланде, но не прошло и полугода, как я уже понимал речь руссов и говорил вашей речью. Узнав это, Волчий Хвост поставил меня обучать бою на мечах молодых рабов-славян, которых выкупал повсеместно князь Владимир и зачислял в свое войско – без платы, но за еду, одежду, оружие, за будущую добычу с побежденных и за свободу на родине.
