Еще одной новостью с Евноном могла бы поделиться Газная. Девушка стала свидетельницей заговора против вождя, но не знала, как и кому поведать о нем, кому довериться. Кто поверит чудачке-сироте, обвиняющей таких уважаемых людей, как родовой вождь Дарган и главная жрица Зимегана? Если бы рядом был Горд, он бы посоветовал, что делать, но венед находился далеко. Выручил Ахиллес. Купец приехал в стан аорсов за день до откочевки племени на юг. Он рассказал, что благополучно доставил посольство в Пантикапей, где его с почестями принял царь Митридат, после чего оно отправилось в дальнейший путь с младшим братом царя, Котисом. Евнону, Донаге и Торике он привез подарки и приветы от Умабия. Не забыл Умабий и о племянниках, им достались сладости. Нашел Ахиллес время подойти и к знакомой целительнице Газнае. Вручив девушке ожерелье из морских ракушек с подвеской-раковиной, с улыбкой изрек:
— Этот скромный дар просил меня передать один из моих друзей, имя которого вам известно, моя милая спасительница.
Газная покраснела, опустила голову:
— Как я объясню людям, от кого подарок?
— Скажешь, что это подарил тебе я, в благодарность за исцеление. Но я не вижу радости на твоем лице. Тебе не понравился подарок Горда? Завтра я уезжаю в Танаис, а затем меня ждет дальнее путешествие, возможно, я навещу посольство аорсов в Риме и передам Горду, чтобы он привез подарок, более достойный такой замечательной девушки.
Газная молчала, смотрела на Ахиллеса испытующим взглядом. Могла ли она поведать купцу свою тайну? Он друг Евнона, неплохо относится к ней, Горд доверился боспорцу, почему не рассказать ему обо всем?
— Что случилось? — спросил Ахиллес. Ее угнетенное состояние обеспокоило его. — Тебя обидели?
Заботливый тон Ахиллеса разрешил сомнения целительницы:
— Я случайно подслушала разговор Даргана и Зимеганы. — Голос девушки задрожал от волнения.
— Слушаю тебя, продолжай. — Голос Ахиллеса обрел твердость и решимость, успокаивающе действуя на Газнаю.
— Они говорили, что пока Горда и Умабия нет, пора отправить Евнона к праматери. Они хотят сделать верховным скептухом Даргана! Он сказал, что позже они свернут голову Умабию и Горду. — В глазах девушки появились слезы, она закрыла лицо ладонями, из-под которых вперемежку со всхлипами донеслось: — Они погубят его!
— Не беспокойся, я сам разберусь с этим… И не говори никому о нашем разговоре.
Следующий день был днем откочевки племени к реке Ра. Евнон назначил Даргана распорядителем, и теперь он с важным видом разъезжал на лошади между повозок, время от времени отдавал приказы, повелительно покрикивал на нерасторопных соплеменников. Улучив момент, к нему подошел Ахиллес. Дарган слез с лошади. После обмена приветствиями Ахиллес пристально посмотрел в глаза Даргана и сказал:
— Мне стало известно, что ты что-то затеваешь против скептуха.
Предательская бледность проявилась на лице Даргана. Ахиллес понял — он виновен, но доказать это не представлялось возможным, слов Газнаи было слишком мало, чтобы вывести злоумышленников на чистую воду. Ему же, иноплеменнику, могли не поверить. Даже Евнон вряд ли одобрил бы вмешательство чужеземца в дела своего племени. Оставалось одно — оторвать осе жало, пока оно не ужалило.
— Запомни, в стане есть люди, которые по моему поручению следят за тобой и твоей подружкой Зимеганой, и если ты собрался вынуть меч из ножен, лучше вложи его обратно. Послушай совета, а я позабочусь, чтобы Евнон не узнал о твоих скверных замыслах. — Ахиллес улыбнулся, глаза его сузились. Ни улыбка, ни взгляд не предвещали Даргану ничего хорошего. Боспорец отошел. Все произошло так быстро, что растерявшийся Дарган не нашел слов для ответа, лишь полный ненависти и бессилья взгляд пронзил спину Ахиллеса Непоседы.
Глава третья
Один город Аттики на протяжении многих лет прославился большим числом мастеров слова и их творений, чем вся Греция, так что можно подумать, будто части тела греческого народа распределены между другими городами, дух же заперт за стенами одних Афин.
Валлей Патеркул
Оставив позади зажатое между европейским и азиатским берегами море, называемое римлянами Мармара, а греками Пропонтидой, корабли проплыли Геллеспонт и вышли в Эгейское море. Греческий бог водной стихии Посейдон, обретший у римлян имя Нептун, отнесся к путешественникам благосклонно, море оставалось спокойным, ветер попутным. Умабий любовался многочисленными островами, что встречались на их пути, а Котис развлекал его рассказами о происхождении названий островов и моря, о жизни в городах, стоящих на его берегах. Со слов Котиса он узнал, что Эгейское море названо именем афинского царя Эгея. Его сын Тесей уплыл на остров Крит, чтобы сразиться с чудовищем Минотавром и избавить Афины от ежегодной дани юношами и девушками. Он исполнил задуманное, но при возвращении забыл сменить черный парус, означавший его смерть, на белый, предупреждающий о благополучном возвращении. Это и погубило его отца Эгея. Он долго ждал горячо любимого сына и ежедневно выходил на берег встречать его. И вот однажды он увидел в море парус. Черный. С горя царь бросился со скалы в море и погиб. С той поры море стало называться Эгейским. Поведал Котис и о том, что город Афины, куда стремился попасть Умабий, назван в честь богини-воительницы Афины Паллады, хранительницы городов и покровительницы наук. По-доброму завидуя Котису, обладавшему столь обширными знаниями, Умабий полюбопытствовал, откуда тот слышал такое количество всевозможных сказаний, на что Котис ответил:
— В юности мне довелось короткое время проживать в Риме и посетить Афины. А в детстве у нас с Митридатом был учитель, он любил рассказывать нам о греческих и римских богах и героях. Особенно он любил истории о вещах, обладающих чудодейственной силой, о волшебных сандалиях, доспехах, щитах и мечах, дающих могущество своим обладателям. Жаль, что Харитон, так звали нашего учителя, оказался вором. Он похитил из дворца драгоценности моей матери и покинул царство. Больше его никто не видел.
— Ты говоришь — Харитон?
— Да. Тебе знаком этот человек?
— Одного из людей Намгена, напавших на Кауну в Танаисе, звали Харитон. — Умабию, как и в случае с купцом Ахиллесом, пришлось выложить правду о появлении в его свите Кауны. — Харитон был криворот, а его лицо обезображено шрамом. — Умабий смолчал о мече, дарующем человеку власть, — это была чужая тайна, в которую он не имел права кого-либо посвящать.
— Вряд ли это он. Я помню нашего учителя красавцем, на которого заглядывались многие знатные женщины Пантикапея. Но к чему вести речь об этом негодяе и воре, давай я расскажу тебе о том, как греческий бог морей Посейдон спорил с богиней Афиной Палладой за обладание Аттикой…
Умабий увлеченно слушал рассказы Котиса, соединял их с тем, что узнал от Ахиллеса и Квинта, примерял к виденному своими глазами. Следующим ему предстояло увидеть порт Пирей — морские ворота Афин. Было время, когда Пирей и Афины существовали как отдельные города, но один из правителей Афин повелел воздвигнуть две стены, прикрывшие дорогу, ведущую от одного к другому. Стены эти соединили города и сделали их, по сути, одним целым. Горожане назвали их «Длинными». Впоследствии они не раз спасали афинян и подвергались разрушению.
